Ежевичная водка для разбитого сердца - Рафаэль Жермен

– …первая любовь не бывает долгой.

Никола, Катрин и я хором запротестовали. Нет ничего серьезнее первой любви, говорили мы Одреанне, погрузившись втроем в бурные воспоминания наших юных сердец. Особенно Катрин – она, казалось, помнила каждую подробность, каждого мальчика – и тех, кто заставил ее страдать, и тех, кто пробудил в ней первые чувства. Мне пришлось остановить ее, когда она сказала доверительным и почти комичным тоном:

– Я долго хранила старую футболку первого парня, который меня… знаешь… – она понизила голос до шепота, чтобы не услышал Ной, но и – я была уверена – чтобы усилить эффект женской солидарности: – …потрогал пальцем там…

– Стоп! – вскрикнули мы с Никола в унисон. – Майор TMI!

– Да? – искренне удивилась Катрин.

«Майор TMI» («Too Much Information»)[42] – это был сигнал тревоги, который мы придумали с целью предупреждать Катрин, когда она заходила чересчур далеко в своих излияниях, что случалось, увы, слишком часто. В барах, в ресторанах, на вечеринках мы, бывало, кричали нашей подруге: «МАЙОР TMI!», а она всегда удивлялась, что ее в очередной раз поймали на бесстыдстве. Она была, так сказать, сердечной эксгибиционисткой и никогда не замечала, в какой момент распахивался ее бежевый плащ, обнажая чувства, мнения и воспоминания, которым лучше было бы оставаться в непроницаемой сфере интимного. Никола часто говорил ей, что она страдает эмоциональным Туреттом.

– Да ладно… – сказала она, явно растерявшись от нашего наскока, – она ведь знает, что такое, когда трогают паль…

– Катрин! – Я жестом застегнула рот на «молнию». Одреанна рядом со мной не выглядела шокированной, но слегка поморщилась от «майора TMI».

– Это не в кайф, – сказала она, что, кажется, в высшей степени оскорбило Катрин.

– В твоем возрасте, – объяснил Никола, – у Катрин была тетрадка, в которую она записывала имена всех мальчиков, на которых западала… а потом наклеивала разноцветные бумажки, чтобы помнить, целовалась она с ними по-настоящему или нет… – Он жестом изобразил дальнейшие возможности.

– А что, это прекрасное воспоминание! – крикнула Катрин. – Я ее сохранила и не жалею.

Никола улыбнулся ей, потом, заметив, что Одреанна смотрит на Катрин с видом строгого и безжалостного судьи, как умеет большинство девочек от одиннадцати до пятнадцати лет, произнес длинную прочувствованную тираду об отрочестве. Просто необходимо, говорил он, чтобы Одреанна на всю жизнь запомнила, на какие бурные эмоции была способна сегодня.

– Боже мой! – сказала Катрин. – У тебя у самого-то не бурные эмоции?

– Это ты говоришь мне? Ты находишь меня слишком эмоциональным, Одре?

Одреанна пожала плечами. Она его, в сущности, не слушала и явно хотела вернуться к своей проблеме – единственному, что ее интересовало.

– Вообще-то, – сказала она, – я пришла сюда, потому что Жен… ну… тебя ведь тоже бросили?

Никола не удержался от смеха. Стало быть, девочка кинулась к единственному человеку, который был в ее глазах таким же «лузером», как и она. Ко мне. Я чуть было не взвизгнула: «А как же твоя подружка Беатриса, она типа не лучше?», но сдержалась и просто спросила:

– А тебе не захотелось поделиться с Беатрисой?

– Беатриса – дура. У нее и любви-то настоящей не было с Сэмом.

Мой донельзя смешной инстинкт, всегда заставлявший меня противоречить младшей сестре, побуждал грудью встать на защиту бедной Беатрисы, но Никола, знавший меня как облупленную, отвесил мне хлопок по плечу и покачал головой:

– Ты-то, кажется, по-настоящему ранена.

– Да ладно, ничего, – буркнула я, взяв у нее кота и в свою очередь зарываясь лицом в душистую шерстку. Издалека мы, наверно, походили на двух девчонок – что было, сказала я себе, недалеко от истины. И все же между нами лежала пропасть: уткнувшись носом в шейку кота, я смотрела на сестренку и ломала голову, что же мне для нее сделать. Смешать ей водочно-грейпфрутовый коктейль и врубить «With or Without You»[43] на полную громкость? Я в подростковом возрасте не знала большой несчастной любви по той простой причине, что слишком боялась мальчиков и не приближалась к ним настолько, чтобы обжечься. Предложенное Катрин мороженое с шоколадом начало казаться мне хорошим планом, но тут дверь, которую Одреанна не заперла, войдя, отворилась.

– Hola-a-aaa, – раздался тягучий голос Эмилио. Катрин вскочила как ужаленная с криком: «Меня нет дома!», отчего Ти-Мусс порскнул с моих колен, а Никола расхохотался. Лицо его сестры под черной гривой было красным, как помидор.

– Катрин! – сказал Эмилио. – Я ведь слышу, как ты утром уходишь, а вечером возвращаешься тихонько, как мышка, и мне обидно, слышишь? Я ведь твой amigo… y un poco más[44], если хочешь.

Он лукаво улыбнулся.

– Ничего я не хочу!

– Ладно, ладно, – согласился Эмилио, чье хорошее настроение было непрошибаемо. – Но поговорить-то со мной ты можешь, no? Нехорошо так, Катрин.

– Эмилио! – Ной пулей вылетел из своей комнаты. Его любовь к Эмилио не знала границ. – Почему Кэт нехорошая?

Он бросил на нее обиженный взгляд.

– Потому что, Ноэсито, мы с Катариной кое-что разделили, и это…

– Прекрасно! – перебил его Никола. Это было благоразумно. Если с кого и сталось бы объяснить ребенку все про «любовь на одну ночь» и ее прелести, так это с Эмилио.

– Никола, я и говорю о прекрасном! – сказал Эмилио так простодушно, что я прыснула. Катрин схватилась за голову.

– О’кей, типа – что происходит? – спросила Одреанна, которую одновременно рассердила помеха ее излияниям и слегка встревожило появление этого странного существа (кроме неизменной футболки на Эмилио были шорты, несмотря на снегопад, теплые тапки и перуанская шапочка), какие вряд ли встречаются на тихих улицах в Лаваль-сюр-ле-Лак, разве что хорошенько прячутся за газонокосилками или машинками для стрижки кустов.

– Пойдем выпьем кофе, – сказала я сестре. У меня было предчувствие, что ситуация в квартире разрешится не скоро. Одреанна энергично кивнула.

– Я с вами! – пискнула Катрин.

– Нет, подруга, ты останешься здесь.

– Почему? – спросила она тоном обиженного ребенка.

– Потому что тебе надо выяснить отношения? – предложила объяснение я, кивнув на Эмилио и сама поразившись своей нечуткости.

– Да, тебе хорошо говорить, ты-то не выясняешь отношения с Максом Блэкберном!

– Кто это – Макс Блэкберн? – спросила Одреанна.