Сердце зимы - Хелена Хейл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ага-ага, побурчи, может, легче станет. Пошли, нам в прокат.
Мы переобулись, Настя помогла мне совладать со шнуровкой на коньках, и вышли на лед. Я сразу схватилась за подругу, и та тащила меня за собой. Я не гнулась, не шевелилась, плыла по накатанной, крепко держась за Настину руку.
– Расслабься, е-мое! Колени всегда должны быть согнуты при разгоне. Можешь распрямлять ноги, только когда наберешь скорость, если едешь ровно.
В общем, мы недалеко отъехали от главного входа, но желание осмотреть все лабиринты катка (судя по всему, он был длинным и петлял) превысило страх. Медленно, но верно мы двинулись вперед и добрались до зоны кофе, покрытой искусственным газоном.
– Потом заедем за кофе, когда замерзнем, – бросила Настя и потащила меня дальше.
Казалось, она тут не в первый раз. Целеустремленно вела нас по всем дорожкам, пока я путалась и старалась не потерять Настю в толпе – хоть это было и сложно с ее неоново-розовым пуховиком. Однако в какой-то момент Настя все же исчезла из моего поля зрения, а я, как назло, разогналась. Тормозить я умела, только влетая в бортики. В панике я постаралась сменить курс и попала на перекресток, где в меня на скорости кто-то влетел, повалив навзничь.
– Господи! – выкрикнула я, падая.
Удар пришелся в бок и коленку, чужое тело придавило меня, и я не могла вдохнуть.
– Простите, – запыхавшись, извинялся парень, – сейчас!
Мимо нас проезжали люди, коньки царапали лед, и крошки сыпались прямо в лицо. Повернувшись, я увидела протянутые руки в черных спортивных перчатках. Вложила в них свои, пушистые и белые. Чужие руки дернули меня вверх, и я легко поднялась, а потом наши взгляды встретились.
– Агата?
И ему снова пришлось поднимать меня со льда.
Глава 2
Даня
15 января, Москва, Парк Горького, каток
Такого быть не может. Я обознался. Наверняка.
Три года ожидания. Три года в неведении. Пока моя жизнь кардинально менялась, неизменным оставалось одно – мысли о ней. И вот, стоило поклясться себе больше не думать о ней, забыть, оставить, как случай столкнул нас снова.
Агата всегда была замкнутой. Тяжело было понять, что у нее на уме. Все равно что копать землю в поисках артефактов, долбиться в мерзлую почву, пытаясь копнуть глубже, и каждый раз натыкаться на земляные барьеры. Но после того лета, казалось, она намеренно решила закрыться от меня.
Следующее лето стало тяжелым испытанием. Все силы я вложил в поступление. Готовился и тренировался без продыху, чтобы сдать вступительные по физкультуре и другие экзамены. И вот, к закрытию приемной комиссии узнал, что поступил в полицейский колледж. Стал курсантом. Щеголял в форме. Мое окружение сразу разделилось на тех, кто был рад за меня и поддерживал, и тех, для кого я стал «мусором» или ментом. Вторые, конечно, подумали, что сразу после посещения первой пары я буду уполномочен закрыть их по двести двадцать восьмой статье. Но плевать я хотел на них, с возрастом окружение всегда частично отсеивается, и остаются лишь те, с кем суждено пройти бок о бок все этапы взросления. Я был слишком поглощен новыми дисциплинами и прямо-таки горел идеей закрывать все сессии на отлично.
Мама никогда не подгоняла меня в учебе. Нет, бывало, что сердилась и заставляла сидеть за учебниками полночи, но только после пары двоек и замечаний от учителей. Давить у нее никогда не получалось, зато она умела быть слишком доброй. Такой доброй, что самому становилось стыдно за собственное поведение. В колледже маме и вовсе не требовалось напоминать мне о важности учебы, наоборот, она уговаривала меня отдохнуть хотя бы в выходные.
Короче говоря, с той самой минуты, как я вошел в двери колледжа и стал курсантом, ни разу не пожалел о своем решении.
Учеба и практика помогали избавиться от назойливых мыслей. Сначала друзья не сдавались и звали меня тусоваться или прогуляться каждую неделю. Потом предпринимали попытки раз в пару недель. Осознав, что я погряз в себе, Кирилл написал:
«Короче, Дань, как будешь свободен, пиши. Всегда готовы встретиться».
Отбиваться от девушек было труднее. Я чувствовал себя говнюком, когда расстраивал их отказом или когда сливался в последний момент. Год назад Настя мне ясно дала понять – Агата не желает со мной общаться. Я пошел на крайние меры – начал писать ей письма и отправлять по почте. Она не ответила ни на одно. Твердил себе, что надо было приехать, найти время, но каждый чертов раз что-то останавливало меня: обстоятельства, болезнь, Сашка, за которой надо было приглядывать, пока мама на съемках. А потом пришло одно-единственное письмо.
«Даня,
Оставь меня. Живи своей жизнью. В отличие от тебя, Виталик помогает мне каждый день, а не строчит письма, тратя драгоценную бумагу.
Всего хорошего! Пожалей деревья.
Агата».
Письмо меня шокировало. Совсем оно не в духе Агаты, но, может, я и впрямь настолько достал ее за эти годы своим вниманием и попытками напомнить, что я все еще чувствую, что Агата просто не нашла более культурных слов, чтобы послать меня. Вот так и закончилось наше общение.
Оправдания, оправдания… какой в них толк, если прямо сейчас ее руки в белых шерстяных перчатках спрятались в моих крупных лапах? Если ее серебристые, с легкой голубизной глаза сейчас смотрят на меня так, будто я чертов Дженсен Эклс или кого там сейчас любят женщины. Ее алые от холода губы приоткрылись, но вместо слов вырвался лишь пар.
– Это правда ты? Или я ударился головой об лед? – криво улыбнулся я.
– Даня?..
Тут образовалось розовое пятно, в котором я признал Настю, присмотревшись к единственному, что торчало из пуховика, – глазам. Кирилл тоже подъехал, и они с Настей так переглянулись, что на секунду я задумался – а почему Кирилл вообще так настаивал на том, чтобы пойти на каток именно сюда? Ведь он знал, что я терпеть не могу Парк Горького, уж лучше ВДНХ или Сокольники.
– Ого! И вы здесь! Вот это встреча! – громко воскликнула Настя с чрезмерным энтузиазмом.
Да, Бозина, ты просто прекрасная актриса.
Агата смотрела то на меня, то на Настю и молчала. Я даже испугался – может, она хочет поскорее уехать? Может, у нее внутри сейчас не дрожит все и не кружится перед глазами, как у меня, от этой неожиданной встречи?
– Слушайте, если так и будем стоять, нас снесут! Давайте проедем еще