Все, что вы хотели знать о смерти - Екатерина Николаевна Островская

Ласкин. – У меня родная мать тоже замуж собралась. Ей пятьдесят семь, и со своим Вениамином они уже лет десять как встречаются. И вот наконец решили узаконить отношения и жить вместе. Он договорился со своей бывшей семьей о разделе совместной квартиры. Две дочки и бывшая жена собрали ему какую-то сумму, чтобы он себе квартиру купил, вручили ему денежки и настоятельно попросили на выход. Но там деньжат – кот наплакал: если и хватит, то на халупу какую-нибудь. А мне мама уже не намекает, а напрямую говорит, мол, Вениамин у нас поселится, а ты, сынок, съезжай, чтобы не стеснять нас. Купи себе квартирку на его деньги… Как вы себе это представляете?

– Возьми мою однокомнатную с мебелью с техникой, – предложил Ипатьев.

– Правда, что ли? – не поверил Ласкер. – Паша, спасибо, но у Вениамина денег даже на половину твоей квартиры не хватит.

– Иди работай! А в субботу оформим сделку.

Борис развернулся на месте, но Ипатьев остановил его.

– И еще тебе мой совет: возвращайся к Лизе. Она ждет.

Он ехал домой, когда в кармане запиликал телефон. Доставать его не хотелось. Звонки прекратились и тут же зазвучали снова. Павел понял, что отвечать придется.

– Спешу к тебе, – услышал он голос бывшей жены, – все разошлись. Мне тоскливо. Не тоскливо даже, а безумно тошно от одиночества.

– А твой муж?

– А он обратно в Штаты отправился. Ведь он только на похороны вырвался. Там большая сделка проходит, которую он целый год готовил. Если не подпишет, будут большие финансовые потери, а если подпишет, то бешеная прибыль привалит…

– Это правда, что твоя мама сказала за столом, будто я знаю, кто убил Николая Петровича?

– Говорила, – подтвердила Светлана, – сказала, что ты выведешь всех на чистую воду. И тыкала в гостей пальцем. Мне она объяснила потом, что следила за тем, кто из них взгляд отведет.

– Кто-нибудь отводил?

– Мама уверяет, что отводили все. Но ты ведь знаешь, что она немного не в себе.

– Я этого не знаю. Я после многих лет только сегодня ее увидел. Может, и звонил ей когда-то пару раз… Да и то очень давно. А потом как-то набрал номер, и она не могла понять, что за Павел ей звонит. Только мне почему-то кажется, что она играет в болезнь, чтобы привлечь к себе внимание. У нее всегда было немного детское восприятие реальности…

– У мамы подозревают болезнь Пика…[14] Вернее, подозревали, сейчас говорят, что, возможно, будет другой диагноз. А ее то прихватывает, то отпускает. Так она еще коктейльчики любит себе готовить: виски с мартини, с апельсиновым соком и пару оливок туда. А когда от нее прячут спиртное, мама закатывает скандалы, кричит и плачет, как ребенок. И при этом очень боится уколов.

– Но сегодня ей как-то вкололи успокоительное.

– Я уговорила: соврала, что если она позволит себя уколоть, то к ней приедет Павлик. Она ждала тебя. Папе было тяжело с ней… Так что я понимаю, почему он завел себе любовницу… Ты знаешь, что у него была любовница?

– Я знаком с ней. И даже был у нее сегодня, – признался Ипатьев. – И могу с большой долей вероятности утверждать, что Лиза любила твоего отца. Ей неудобно в этом признаться, потому что он был немолодой и богатый, и все подумают, что она с ним из-за денег…

– А из-за чего еще! Паша, ты ее так расхваливаешь, как будто она и твоя любовница. Все! Я подъехала и ставлю машину на парковку. Ты где?

– Через пять минут буду, – пообещал Ипатьев.

Ночью они сидели за столом, накрывшись одной простыней, которая сползала то с него, то с нее, и потому приходилось прижиматься друг к другу.

– Помнишь, мы уже сидели за этим столом, вот так же накрывшись одеялом. Шестнадцать лет назад это было… – тихо произнесла Светлана и вздохнула, – ровно шестнадцать лет. Ты помнишь?

– Помню, конечно, – ответил Ипатьев, хотя не помнил тот случай, – вернуться бы в то время. Но это невозможно, и, даже если мы окажемся в том далеком году, все равно совершим те же самые ошибки и еще других наделаем.

– А мама себя иногда не узнает в зеркале, – сказала Света, – однажды она закричала ночью, да так истошно, что я бросилась к ней в спальню. Влетаю, а она стоит голая перед зеркалом, показывает пальцем на свое отражение и кричит в ужасе: «Ведьма! Ведьма! Там ведьма!» Она себя не узнает в зеркале, видит там какую-то незнакомую ей женщину. Но выглядит она прекрасно для ее возраста, конечно. И тело, и лицо, и волосы. …Морщин на лице практически нет… Я ее оттащила тогда в постель, стала ее укачивать, а она меня спрашивает: «А ты кто?»

Но вообще она меня помнит. А вот Артема постоянно не узнает.

– У тебя с Артемом что?

– Он мой муж.

– Это я знаю. Вы хоть по любви?

– Сейчас-то чего уже об этом? Его мало интересует моя личная жизнь. Он весь в бизнесе. Но даже если узнает, что я была у тебя на прошлой неделе и что эту ночь я провожу у тебя, он вряд ли расстроится. Но за маму переживает. И когда у нее просветления, они беседуют на разные темы и вполне довольны друг другом.

– Ты говорила, что она его не узнает.

– Узнает иногда. Но может называть его врачом, дизайнером или проректором Богдановым.

– Так ведь Фролов – проректор Богданов.

– Проректором Богдановым может быть кто угодно. Мама мне сказала по секрету, что Богданов – страшный человек: он проводит опыты над студентами. Но это не так часто бывает. Например, меня она почти всегда узнает, хотя иногда просит, чтобы ей принесли доченьку… Папу узнавала, хотя и называла его дяденькой… От Артема чаще всего пряталась. Но это действительно было не постоянно. Папа говорил, что она так с нами играет, хочет, чтобы мы за ней ухаживали, больше внимания ей уделяли…

– Со мной она была вполне разумной.

– Она мне недавно призналась, что у нее есть жених, которого зовут Павлик. И он скоро приедет за ней и увезет от дяденьки. А дяденька злой, и к нему из лесу приходит дедушка-военный, чтобы забрать дяденьку с собой… Понятно, что мама немного сумасшедшая, но, когда я сказала об этом папе, он признался, что это правда и какой-то старик в старой гимнастерке приходит к нему под окна и ждет, когда он выйдет. И в лесу показывается, но близко не подходит, а просто прячется за деревьями. Представляешь, каково мне было слышать