Солнце в силках - Марина Сычева

брови. Завертел абаас головой, вслушиваясь в дерзкие речи крылатой тени. – Идет за невестой прославленный в Трех мирах неуловимый вор Кутурук, выкравший лук-самострел у самого бога-громовержца Сюгэ Тойона[35]! Не страшны вору Кутуруку ни сила твоя, ни гнев! Во мраке ночи выкрадет прекрасную Уот Чолбооду из-под самого твоего носа, разоденет в меха и серебро, и станет сестра твоя женой Кутуруку!

Пронеслась, выкрикивая пророчество, крылатая тень и скрылась. В тишине раздался утробный звук. Алтаана вздрогнула, поняв, что это рычит побагровевший Кудустай.

– Не потерплю! – сквозь зубы процедил абаас, ударил тяжелой рукой по крупу всхрапнувшего коня. Кудустай порывисто обернулся к сестре. От его взгляда не укрылся румянец, заливший ее широкие скулы. – Что уши развесила, кобыла степная! Враки это, кто на тебя, коротконогую замарашку, позарится! Раскраснелась вся! Только и думаешь, как сбежать?! А дом на кого бросишь, хозяйство?! На старуху полуслепую? Неблагодарная сволочь!

– А жена молодая тебе на что? – зло ощерилась Чолбоода, впервые повысив голос на брата. – Не все ж мне в девках сидеть!

– Ах ты сука шелудивая! – вихрем слетев с коня, Кудустай с размаху ударил обшитой железными пластинами рукавицей по лицу Чолбооды. Она упала. – Потявкай еще! Суодолбы! Запри сестру в темнице, немедленно!

Схватив Чолбооду за предплечье, абаас встряхнул ее и швырнул подоспевшему полуабаасу.

– А женишка, что позарился на такую уродину, изловлю и шкуру спущу! Никакой зарвавшийся вор не перехитрит Кудустая! А ты, – обернулся к Алтаане разъяренный Кудустай, – немедленно принимайся за вышивку! Свадьба завтра! Хвастливый пустобрех, трусливо крадущийся в ночи, мне не помеха! Будет на пиру изысканное угощение – жаркое из загребущих пальцев Кутурука! Вот он первый и отведает из рук своей невестушки!

Вскочив на пегого жеребца, Буор Кудустай зло хлестнул его и, подняв облако ржавой пыли, понесся в степь.

Блеклое солнце медленно ползло к горизонту, удлиняя тени. Низко склонив голову над молочного цвета тканью, Алтаана мелко содрогалась. Окаймлявшая подол халадаая вышивка была завершена: два недостающих стежка – минутное дело – не в счет. Пальцы Алтааны медленно сжимались, сминая полотно. На вышивку падали соленые капли, оставляя на ткани серые кругляшки.

До слез Алтааны никому во дворе не было дела. Сидевшая рядом старуха Джэсинкэй, запрокинув голову назад, свистяще храпела. Ее потрескавшиеся губы подрагивали, из уголка рта стекала желтоватая слюна. Чолбоода, запертая в темнице, где недавно коротала ночи Алтаана, некоторое время голосила, осыпая руганью Суодолбы, брата и свою судьбу, но вскоре утихомирилась. Полуабаас перетаскивал на широких плечах огромные бревна, сваленные в кучу у юрты, к хлеву, чтобы затем сложить из них еще одну хозяйственную постройку.

Джэсинкэй всхрапнула и открыла глаза. Повертела головой, соображая, где она и чем занималась.

– Сучий выродок! – прошамкала она беззубым ртом. – Бросай свои бревна и проводи меня в юрту! Кудустай возвращается с добычей, пора кашеварить.

Алтаана вздрогнула и торопливо нанизала бусину, вслушиваясь в притихшую степь. Топота копыт она не услышала, но у полуслепой старухи слух был острее.

Суодолбы, медленно ступая под тяжестью огромного бревна, буркнул в ответ что-то невразумительное.

– Заткни пасть и поворачивайся, отродье скота! – визгливо завопила старуха. – Хозяину не понравится, если к его приезду на столе не будет дымиться блюдо с харчами!

– От твоей стряпни он точно добрее не станет! – процедил Суодолбы, бросая бревно на землю.

Старуха зло ощерилась и смачно плюнула ему под ноги:

– Вот тебе, сучий потрох, ужин! Подавись! Другого сегодня все равно не дождешься!

– Это повкуснее будет, чем твое жаркое, матушка Джэсинкэй, – склонил голову Суодолбы, подхватывая под руку старуху. Та глухо забранилась. Суодолбы поймал испуганный взгляд Алтааны и прошептал: – Твоего сына ждет то же, что и меня…

Когда старуха, ведомая Суодолбы, скрылась в юрте, Алтаана выпрямилась и огляделась. Степное море мерно колыхалось в косых лучах солнца. Унылый пейзаж Алтаане, похоже, предстояло наблюдать до конца своих дней. А как хорошо было гулять в мягких тенях леса и любоваться голубой гладью озера! Глядеть на родное, теплое солнце! Как там мать и сестра? Ищет ли ее Табата?

Сбежать бы. Но куда ей идти? Дороги домой Алтаана не знала.

Если Суодолбы прав и есть было нельзя, то ей и не вернуться больше. Единственный выход – смерть. Быть может, на свадебном пиру удастся завладеть ножом Кудустая… Мгновение, лишь одно мгновение, и она получит свободу.

День и ночь. И еще день. Вот все, что ей оставалось. Невелико богатство. А жить вопреки всему хотелось. День и ночь. И еще день. Продержись еще немного, дай возможность тому, кто тебя ищет – если хоть кто-то ищет, а в это верилось все слабее, – успеть.

Алтаана отложила законченную работу и поднялась. Сделала несколько робких шагов и вгляделась вдаль.

По степи разнесся дробный перестук копыт. Кудустай возвращался с добычей.

Алтаана отступила к стене юрты, зажав в руках готовый халадаай. Вышел из хлева Суодолбы, даже Джэсинкэй, придерживаясь за косяк и подслеповато щурясь, выглянула из юрты. Посмотреть действительно было на что: Буор Кудустай с торжествующем гиканьем въезжал во двор, подгоняя свою добычу. Черный как смоль бык, потрясая золотыми рогами, с ревом бежал впереди абааса. Могучие копыта быка выбивали дробь. Кудустай придержал коня и дернул веревку. Бык недовольно всхрапнул, мотнул головой, но веревка, врезавшаяся в черную шерсть, держала крепко. Зверь остановился, сверкнув налитыми кровью глазами.

– Знатная зверюга! – торжествовал Кудустай. – Чуть не затоптал меня, пока я его загонял!

Кинув поводья подоспевшему Суодолбы, абаас спрыгнул с коня и обернулся к Алтаане:

– Такому свадебному подарку позавидует даже невеста из рода айыы!

Алтаана потупила взгляд. Кудустай ждал восхищения, но слова застряли у нее в горле.

Молчать было опасно: в гневе Кудустай страшен. До сих пор на невесту абаас руку не поднимал, но судя по тому, как часто он раздавал затрещины сестре и Суодолбы, в недалеком будущем Алтаану ждало то же.

Охотничий азарт еще пьянил Кудустая. Не дождавшись от невесты ни ответа, ни восторженного взгляда, он шагнул к быку и ухватил его за золотой рог. Животное попыталось освободиться из железной хватки абааса. Кудустай рассмеялся:

– Не совладать тебе, бычара, с Кудустаем! Твоя шкура станет отличным покрывалом на брачном ложе, а рога украсят мой шлем! Щенок, – абаас обернулся к Суодолбы, – загоняй зверя в хотон да коня расседлай! Что сестра?

– Сидит взаперти, – прошамкала старуха, – бранится. От еды отказалась.

– Ну-ну, – хмыкнул Кудустай. – Пусть поголодает. Одного зверя загнал, настала пора ставить силки для второго! Собак не кормить сегодня! Суодолбы, как закончишь, тащи колокольцы!

Кудустай стянул рукавицы, швырнув их на землю, и потер ладони друг о друга.

Дождавшись, пока Суодолбы уведет коня и быка в стойло, а Джэсинкэй скроется в юрте по своим бабьим хлопотам, он поманил Алтаану. Ослушаться она не посмела. Аккуратно забрав у нее халадаай, абаас довольно оглядел вышивку.

– Мастерица! – шершавые пальцы Кудустая сжали ее подбородок. Абаас заставил Алтаану поднять голову и заглянул ей в глаза. – Боишься меня? Ничего, стерпится – слюбится. Уж не знаю, что за дурак позарился на Чолбооду, та еще уродина, – фыркнул он, – но и тебя я спрячу на эту ночь.

Руки Кудустая скользнули вниз по стану Алтааны. Она зажмурилась, сжала губы, боясь вскрикнуть. Вдруг стало холодно, а затем – спокойно.

Силуэт Алтааны, звенящей струной вытянувшейся перед могучим абаасом, замерцал – и вдруг растворился. Между широких ладоней Кудустая покоился золотистый клубок света.

– Вот и для старухи Джэсинкэй сыскалась работа…

Позвякивая зажатой в пальцах связкой колокольцев, в дверь хлева протиснулся широкоплечий полуабаас.

– Нашел? Повесь на верхние балки всех входов в юрту. У Джэсинкэй возьмешь мясо с душком, раздразнишь им собак, только смотри, чтобы им ни кусочка не досталось! Потом можешь, так и быть, съесть, – благодушно бросил через плечо Кудустай. – Чолбоода на твоем попечении сегодня.

Бережно спрятав в ладонях клубок света, Кудустай скрылся в юрте.

Проводив взглядом хозяина, Суодолбы оглядел двор. Давешняя ворона восседала на прежнем месте, деловито чистила перья. Суодолбы по привычке поскреб грудь, хмыкнул задумчиво и отправился выполнять распоряжения Кудустая.