Должок кровью красен - Сергей Зверев

Тяжел и скорбен труд грузчика в гастрономе. Тяжесть эту Валик Кучинский, стукач милицейский, с первого же дня работы на своей шкуре прочувствовал.

За те дни, что Валик грузчиком в гастрономе работает, поутих его пыл. И энтузиазм поумерился. Потому как за все это время во дворе дома заветного никого похожего на Зарубина им замечено не было.

Вот и сегодня в том дворе ничего путного: вышла михеевская баба во двор с тазом в руках, шмотки свежевыстиранные на веревках развешивает. Куртка серая, брюки темные, сорочка узорчатая. Странные какие-то шмотки, явно не с Колиного плеча: и куртка огромная, и рубаха размером с парус, и штаны широченные – троих таких, как Кучинский, в одежки те одновременно запрятать можно!

Проследил Валентин за Катюшей взглядом ленивым, и неожиданно выстрелило у него в голове: да ведь это же…

Тяжел и неблагодарен ментовский хлеб. Это только кажется – повышай раскрываемость, оформляй отчетность, держи коллектив в страхе и послушании, и воздастся тебе от начальства высокого.

Но на практике все иначе…

Сидит Семен Геннадьевич за рабочим столом, бумагами служебными шелестит, о доле своей злосчастной сокрушается. И тут – стук в дверь:

– Семен Геннадьевич, можно?

– Входите… – Майор устало.

Это Гаранин, заместитель Коноплевский, бумаги какие-то принес.

– Ну, что у тебя…

– Заключение пожарно-технической экспертизы. Только что привезли.

– О чем это ты?

– Да о «Ритуале»…

– Давай.

Положил заместитель бумаги на стол.

– Так-так-так… – Коноплев заключение глазами пробежал, на выводах остановился, ага: «…Все вышеперечисленное позволяет утверждать, что возгорание произошло вследствие неисправности электропроводки…» Вот мудаки эти «черные»! На джипы, проституток да анашу у них деньги есть, а проводку в офисе поменять не на что! Это все?

– Старлей Родионов с пацанами рано утром на Климовке был, место происшествия осматривал.

– Нашел что-нибудь? – Майор безразлично.

Улыбнулся Гаранин многозначительно, целлофановый пакетик из кармана извлек – и на стол. Разворачивает Семен Геннадьевич пакетик, а в нем – гильза.

– Свежеотстрелянная. – Заместитель комментирует. – Не позднее вчерашнего дня.

– Что за оружие?

Взглянул Гаранин в бумажку, загодя приготовленную, читает:

– Удлиненная бутылкообразная гильза калибра 7,62. Подходит к массе оружия «АК-47», ручной пулемет системы Дегтярева, пистолет-пулемет системы Шпагина…

– Какой на хрен «ППШ»? Ты бы еще берданку времен Русско-японской войны сюда приплел!

– А вы на донышко посмотрите.

Повертел Семен Геннадьевич гильзу, на донышко взглянул. А там, у капсюля пробитого, рядом с микроскопическими циферками серии и калибра еще одна циферка – 43.

Знает товарищ майор, что эта циферка означает: год изготовления боеприпаса. 1943-й, стало быть, год.

Хмыкнул Коноплев, отложил гильзу, на заместителя смотрит.

– Точно свежеотстрелянная?

– Есть заключение экспертизы.

– Пулю к ней не нашли?

– Нет.

– Ну, и что ты обо всем этом думаешь?

– Ничего не думаю.

– А Родионов что думает?

– Тоже ничего не думает.

– А мне что думать?

Передернул плечами Гаранин.

– Не знаю, товарищ майор…

– Ладно, иди… Дай с мыслями собраться.

Вышел заместитель, а Семен Геннадьевич из-за стола, по кабинету прошелся. Сперва налево, затем направо. Так и ходил минут пять: направо-налево, налево-направо. Как кот ученый. Только песен не заводит да сказок не говорит.

Не до песен ему теперь, не до сказок и не до присказок.

Решение принимать надобно: как между двух огней проскочить?

Между законом, с одной стороны, и чучмеками климовскими – с другой…

– Алло, Магомед? Это я, Валик…

Стоит Кучинский в кабинке таксофонной, от нетерпения с ноги на ногу переминается.

– Чэго, Валык?

– Нашел я его! – Стукач сообщает, а сам аж слюной захлебывается, предвкушая, как гонорар в пятьсот баксов пропивать будет.

– Ывана?

– Его самого!

– Гидэ он, сука?!

– Все там же, на Розы Люксембург… – щебечет Валик. – Ну, напротив гастронома, рядом с Дмитровским кладбищем!

– Тот халупа, куда мы в прошлый раз ездылы?

– Ну да!

– Ты сам Ыван видэл?

– Я-то лично его не видел, но…

– Ты что – совсэм идиот? – Магомед прерывает.

– …Но вещи его во дворе того дома на веревке сушатся, – продолжает Кучинский, как ни в чем не бывало. – Опознал я их! Баба та полная, Катя, или как там ее, которая в халупе живет, – подруга Ивана… Спать его уложила, а сама вещи стирает. Сообщница… Зарубин, скорее всего, у нее дома спит. Не пойдет же он по Дмитриеву Посаду в трусах гулять!

Не отказать Валентину в логике. Умеет он доходчиво аргументы свои излагать – да так доходчиво, что даже кавказец его понял.

– Нэ ашыбса?

– Да что – неужели я его шмоток не запомнил?!

– Руслан, дорогой…

– Меня Валентином зовут… – Стукач обижается.

– Нэ тэбэ, дурак… Руслан, и ты, Султан… Анашу хватыт курыт, потом докуритэ… Наш друг Валык Ывана того нашол. Собирайтэсь, поэхалы на Дмытрыев Посад мэст дэлат!..

Походил Семен Геннадьевич Коноплев по кабинету, суставы размял, кровь по организму разогнал. И пришла в голову товарища майора одна очень простая мысль. До того простая, что не смог удержаться Коноплев от вздоха облегченного.

И как это он сразу не догадался?

Взял милицейский начальник трубочку телефонную – и ласково так:

– Гаранин, Родионов у себя?

– Пять минут назад в коридоре его видел.

– Зайдите ко мне оба…

Отправляясь убивать человека, никогда одной вещи делать нельзя: наркотики принимать. Наркотики – гадость редкостная; все зло от них! Координация движений нарушается, ощущение времени стирается, а главное – полностью теряется чувство реальности.

Если уж так сильно невмоготу, если приторчать неймется, то лучше торчать не до убийства, а после…