Капитали$т: Часть 2. 1988 - Деметрио Росси

— Не отдадим, — отозвались близнецы-штангисты.

— Всех порвем, — добавил Жора.

В зале кафе «Уют» запахло грозой, но тут со своего места поднялся Евгений Михайлович. Вид у него был взволнованный.

— Друзья! — сказал он драматично. — Ну что вы, в самом деле⁈ Мы же все взрослые, воспитанные люди. Давайте не будем горячиться и спокойно во всем разберемся! Володя! Вы же интеллигентный человек! (Седой усмехнулся) Вы разве не видите, ребята молодые, горячие, спортсмены! К ним пристает какая-то шпана, они нервничают, что тут странного?

— Ну-ну, Михалыч, — сказал Седой весело. — Если пристает к ним шпана, то пусть отбиваются — вон они какие здоровые!

— А ребята не стали их бить, потому что те назвали ваше имя, — развел руками Лисинский, — ребята позвали вас на разговор, чтобы прояснить ситуацию. Но ситуация не проясняется.

Седой иронически глядел на Евгения Михайловича.

— Михалыч, я не понял, ты что, теперь с ними? — он мотнул головой в сторону спортсменов.

— Я сам по себе, Володя. — В голосе Евгения Михайловича слышалась тысячелетняя грусть.

— Один на льдине, — кивнул Седой. — Ты же бывший каторжанин, Михалыч, ты же должен понимать — так не получится…

— Увы… — тысячелетняя грусть в голосе Евгения Михайловича умножилась как минимум в десять раз. — Но, Володя, я полагаю, что необходимо прийти к какому-то решению. Ребята свою позицию высказали, ты слышал. На насилие они ответят насилием. Это довольно грубо, но справедливо, ты не находишь?

— Завязывай за справедливость, Михалыч, — усмехнулся Седой. — Ты вот в своем кабаке кушаешь-пьешь в костюмчике красивом, «Волга» у тебя, бабки у тебя, а масса по очередям давится, барыгам вдвое-втрое переплачивает.

— Ты тоже, Володя, не в телогрейке щеголяешь и не пешком пришел, — сказал Евгений Михайлович обиженно.

— Это верно, — согласился Седой. — А решение… Какое бы тебя, Михалыч, устроило решение, расскажи.

— Пусть ребята работают спокойно. Вот список точек, которые вашим трогать не нужно, — Евгений Михайлович протянул Седому тетрадный лист. — В противном случае начнется серьезный конфликт, а кому он нужен?

Седой повертел список в руках и, не глядя, положил его на стол.

— Ладно, народ, — сказал он, — рад был со всеми вами пообщаться. Пора мне, дел много. Будьте здоровы!

Он неторопливо вышел, подмигнув на прощание Евгению Михайловичу.

— Не договорились, — вздохнул Лисинский.

— По разговору, конечно, он нас сделал… — задумчиво сказал Серега.

— Ничего удивительного, — пожал плечами Евгений Михайлович, — это они умеют очень хорошо. Меня беспокоит то, что не договорились. Значит будет насилие. Это плохо, молодые люди.

— Да похрен. — Жора грузно поднялся из-за стола. — Теперь трижды подумают, прежде чем лезть. А если полезут — сразу едем их гасить, все собираемся и едем.

— Все не так просто… — задумчиво сказал Евгений Михайлович. — Впрочем, будем смотреть.

Спортсмены разошлись, а я остался — задать несколько вопросов Евгению Михайловичу.

— Скажите, а зачем вам все это? — спросил я. — У вас же с жуликами вроде все ровно было?

Евгений Михайлович был грустен.

— Знаете, Алексей, — сказал он, — у меня совсем не все хорошо в отношениях с этими людьми. Они просят десятину. Понимаете?

— Десять процентов? — переспросил я.

— Да. Десять процентов от всего. Это много. Большие деньги. Столько я давать не готов.

— Седой вам сделал предложение?

Евгений Михайлович покачал головой.

— Нет, не лично Володя. Лично он стесняется, наверное. Есть и другие, более мелкие и злые. Так что, не Володя, но с его ведома, определенно.

— И всем нашим тоже с его ведома?

— Никто бы не посмел всуе произносить имя Володи, — усмехнулся Евгений Михайлович. — Видимо, мне таки придется съездить отдохнуть. В Прибалтику.

— А милиция? — спросил я. — Нет возможности договориться с милиционерами, чтобы его закрыли? Пусть не бесплатно, но все равно экономия.

Евгений Михайлович горько махнул рукой.

— Таких знакомых, чтобы прийти и сказать — вот вам деньги, закройте человека на срок, у меня нету. Да и милицейское начальство Володя устраивает, по большому счету.

— Это почему? — не понял я.

— Причин, как минимум, две, — назидательно сказал Евгений Михайлович. — Во-первых, милиция не хочет умножать сущности. Володя сейчас один на троне. Все худо-бедно контролирует, полного беспредела не допускает, молодежные банды приструнил. А убери его, так на его месте сразу два-три нарисуются. И будут друг с другом воевать, портить показатели и оперативную обстановку, кому оно надо?

— А вторая причина?

— А вторая, — хитро прищурился Евгений Михайлович, — заключается в том, что… я, кажется, вам уже говорил? Есть слушок, что Володя в заключении не всегда поступал так, как нужно по их кодексу чести. А это значит…

— У милиции есть компромат, — сообразил я. — какие-нибудь подписки, показания. И они этим могут его контролировать. И вообще, его руками делать все, что захотят!

— Вы очень точно все сказали! — похвалил меня Евгений Михайлович. — Я полагаю, что все обстоит примерно так.

— Вам уже угрожали? — спросил я.

— Угрожали? Нет! Мне очень корректно намекнули, что есть давняя постановка, таким как я — отдавать десять процентов. И что не мы ее приняли и не нам ее отменять. Вот и все.

— И какой же выход из всего этого?

— Знаете, есть старый анекдот, — улыбнулся Евгений Михайлович. — У армянского радио спрашивают: «Есть ли выход из безвыходного положения?» Армянское радио неделю молчало, а потом сказало: «На вопросы по сельскому хозяйству не отвечаем!»

Я засмеялся и Евгений Михайлович присоединился ко мне.

— Одним словом, как-нибудь да будет, — сказал я. — Не может же быть, чтобы никак не было.

— Это тоже хороший анекдот, — улыбнулся Лисинский. — Однако, Алексей, еще до своей поездки в Прибалтику, я хочу, чтобы мы таки сходили пообщаться с директором прекрасной конфетной фабрики!

— Всегда готов! — сказал я.

— И это отлично! — улыбнулся Лисинский. — О времени я сообщу вам заранее! И еще, Алексей, у меня к вам небольшая просьба.

— Какая? — спросил я заинтересованно.

— Скажите вашим друзьям-спортсменам, пусть пришлют мне человека четыре. Я их возьму на работу. Что касается оплаты, то