Соловей - Кристин Ханна

– Здравствуйте, Поль.

– Мы тут из-за некоторых ваших коллег. Но вам не о чем беспокоиться, мадам. Вас нет в списке.

Список.

– Что вам нужно от моих коллег? – пролепетала она чуть слышно.

– Некоторых учителей сегодня уволят.

– Уволят? За что?

Нацист резко хлопнул в ладоши, будто пришлепнул муху:

– Евреи, коммунисты и франкмасоны! – Он ухмыльнулся. – И все прочие, кому не позволено работать в школах, государственных учреждениях и юстиции.

– Но…

Нацист коротко кивнул полицейскому, оба развернулись и молча зашагали к школьным дверям.

– Мадам Мориак? – Кто-то потянул ее за рукав.

– Мама? – всхлипнула Софи. – Они ведь не могут так поступить, да?

– Конечно, могут! – сердито выпалил Жиль. – Чертовы нацистские ублюдки.

Вианна, наверное, должна была одернуть мальчика за неподобающие выражения, но не могла думать ни о чем, кроме списка, который она написала по требованию капитана Бека.

Несколько часов Вианна сражалась с совестью. Она вела уроки, хотя потом и не помнила как. В памяти застрял взгляд, который бросила на нее Рашель, выходя из школы с другими уволенными учителями. Около полудня Вианна попросила другую учительницу взять ее класс, хотя учителей уже сейчас не хватало.

И вот она стоит на центральной площади.

Всю дорогу она думала, что сказать, но стоило увидеть нацистские знамена над ратушей, как ее решимость тут же улетучилась. Немецкие солдаты расхаживали повсюду, разъезжали на роскошных откормленных скакунах или стремительно проносились по улицам в сияющих черных «ситроенах». На другой стороне площади какой-то патрульный засвистел и наставил винтовку на пожилого мужчину, заставляя того опуститься на колени.

Вианна, вперед.

Она поднялась по широким ступеням прямо к дубовым дверям, где юный часовой преградил путь, требуя объяснить, что ей тут надо.

– Я к капитану Беку.

– А. – Солдат открыл дверь, ткнул в сторону лестницы и показал два пальца.

В главном зале толпились люди в форме. Стараясь ни с кем не встретиться взглядом, Вианна поспешила к лестнице под пристальным взором фюрера, таращившегося на нее с огромного, во всю стену, портрета.

На втором этаже она решилась обратиться к военному:

– Мне нужен капитан Бек.

– Сюда, мадам. – Он проводил ее до двери в конце коридора, постучал и любезно отворил.

Бек сидел за роскошным, черным с золотом, столом – наверняка реквизирован в каком-нибудь из окрестных замков. На стене портрет Гитлера и несколько карт, на столе пишущая машинка. В углу в кучу свалены конфискованные радиоприемники, но хуже всего – продукты. Ящики и коробки, груды мясных консервов и головки сыра.

– Мадам Мориак! – вскочил Бек. – Какой приятный сюрприз. Чем могу быть полезен?

– Я по поводу учителей, которых вы уволили.

– Не я, мадам.

Покосившись на приоткрытую дверь, Вианна подошла ближе и продолжила, понизив голос:

– Вы говорили, что этот список – чистая формальность.

– Простите. Правда. Но мне так сказали.

– Эти люди нужны в школе.

– Вы здесь, а это… может быть опасно. – Он подошел к ней вплотную. – Вам не надо хотеть привлекать к себе внимание, мадам Мориак. Не здесь. Есть человек… – Он бросил взгляд на дверь и мгновенно умолк. – Ступайте, мадам.

– Жаль, что вы попросили меня об этой услуге.

– Мне тоже, мадам. – Бек смотрел сочувственно. – А теперь идите. Пожалуйста. Вам не следует здесь быть.

Вианна отвернулась от капитана Бека – и от горы съестного, и от портрета фюрера – и вышла из кабинета. Она спускалась по лестнице, а солдаты провожали ее взглядами, перемигивались, хихикали и наверняка подшучивали над очередной француженкой, окрутившей лихого немецкого парня. Только ступив на улицу, Вианна осознала весь ужас своей ошибки.

Несколько женщин, оказавшихся в этот момент на площади, заметили, как она выходит из логова нацистов.

И среди них была Изабель.

Вианна поспешила к сестре, мимо Элен Рюэль, жены булочника, которая несла хлеб в комендатуру.

– Вышли в свет, мадам Мориак? – язвительно осведомилась Элен.

Изабель уже мчалась навстречу, и Вианна, запыхавшись, остановилась, поджидая.

– Что ты там делала? – возмущенно крикнула Изабель.

– Сегодня уволили учителей. Нет, не всех, а только евреев, франкмасонов и коммунистов. – Она вновь вспомнила, как это было: тишина в классах, в коридоре, замешательство среди оставшихся. Никто не понимал, что делать дальше, как противостоять произволу оккупантов.

– Только? – переспросила Изабель.

– Я не это имела в виду. Хотела сказать, что они уволили не всех. – И Вианна замолчала, устыдившись того, сколь жалко звучал ее голос.

– Но зачем ты пошла в комендатуру?

– Я… думала, что капитан Бек сможет помочь нам. Помочь Рашель.

– Ты просила Бека об одолжении?

– А что оставалось делать…

– Француженки не просят наци о помощи, Вианна. Господи, ну это-то ты должна понимать.

– Я понимаю, – потерянно произнесла Вианна. – Но…

– Но что?

Вианна не в силах была дольше хранить это в секрете:

– Это я составила список имен.

Изабель окаменела. Будто даже перестала дышать. Взгляд ее ударил больнее, чем пощечина.

– Как ты могла?! Ты что, и Рашель записала?

– Я н-н-не знала. Откуда мне было знать? Он сказал, это простая формальность. – Вианна схватила Изабель за руку: – Прости меня. Я правда не знала.

– Тебе не у меня надо просить прощения, Вианна.

Глубочайшее, пронзительное чувство стыда накрыло Вианну. Как она могла быть настолько глупа? И, во имя всего святого, как же ей теперь исправить ошибку? Она взглянула на часы. Уроки вот-вот закончатся.

– Пойдем в школу, – сказала она. – Заберем Софи и Сару, отведем домой. Мне надо кое-что сделать.

– Что бы ты ни затеяла, надеюсь, ты хорошо подумала.

– Пошли, – устало выдохнула Вианна.

На окраине городка стояла маленькая норманнская церковь, часовня Святой Жанны. А за ней, под защитой средневековых стен, располагался монастырь Сестер Святого Иосифа. Монахини содержали сиротский приют и школу.

Вианна ступила на каменные плиты, и шаги эхом разнеслись по церкви. Она тяжело вздохнула, и облачко пара вырвалось изо рта. Вианна сняла перчатки только на секунду, окунуть пальцы в чашу с замерзшей водой. Перекрестилась, подошла к пустой скамье, преклонила колени и, опустив голову, попробовала молиться.