Соловей - Кристин Ханна

Наступил октябрь, похолодало.

Вианна шла домой из школы вместе с Софи. Каблук на туфле, кажется, вот-вот отлетит, поэтому она шагала очень осторожно. Черные лаковые туфельки не рассчитаны на ежедневные прогулки, которые им доставались в последние месяцы. Подметка начинала отставать, и Вианна частенько спотыкалась. Скоро придется задуматься о покупке новых туфель, да и не только туфель, а продуктовые карточки не предполагают покупки обуви. Впрочем, и еды-то особо не предполагают.

Вианна положила ладонь на плечо Софи – и чтобы самой шагать увереннее, и чтобы дочь была поближе. Повсюду сплошь немецкие солдаты – разъезжают на мотоциклах с колясками, в грузовиках, и везде у них установлены пулеметы. Они маршируют по главной площади, голоса их звучат победной песней.

Испугавшись гудка очередного грузовика, они поспешили к тротуару, где как раз проходил очередной патруль. Наци, везде наци.

– Это тетя Изабель? – воскликнула Софи.

Вианна посмотрела в ту сторону, куда указывала пальцем дочь. Да, точно, Изабель. Вышла из переулка, с корзинкой в руках. Она выглядела… «Заговорщик» – единственное слово, которое приходило в голову.

Заговорщик. В этот миг дюжина незначительных деталей, щелкнув, встала на свое место. Картинка сложилась. Мелкие неувязки и несовпадения сами собой разъяснились. Изабель частенько убегала из Ле Жарден еще до рассвета, гораздо раньше, чем нужно, и находила массу подробных объяснений своему отсутствию, а Вианна не придавала этому никакого значения. Сломанный каблук, унесенная порывом ветра шляпка, которую пришлось долго разыскивать, злобная собака, преградившая путь.

Неужели бегает к ухажеру?

– Тетя Изабель! – радостно завопила Софи.

Не дожидаясь ответа – и материнского позволения, – Софи бросилась через улицу. Прямиком в кучку немецких солдат, лениво перебрасывающих друг другу мяч.

– Черт, – пробормотала Вианна. – Простите, – виновато лепетала она, петляя между немцами в погоне за дочерью.

– А что ты сегодня раздобыла? – Софи нетерпеливо полезла в корзинку.

И вдруг Изабель шлепнула Софи по руке. Очень сильно.

Софи вскрикнула и отдернула руку.

– Изабель! – возмутилась Вианна. – Да что с тобой такое?

У Изабель все же хватило совести смутиться:

– Прости. Я просто очень устала. Весь день толкалась по очередям. И ради чего? Телячьи кости с клочками мяса и жестянка молока. Ужасно досадно. Но я все равно не должна была срываться. Прости, Софи.

– Может, если бы ты не сбегала из дома так рано, уставала бы меньше, – заметила Вианна.

– Я вовсе не сбегаю, а спешу занять очередь за едой. Мне казалось, ты именно этого от меня хотела. Да, кстати, нам нужен велосипед. Эта бесконечная ходьба в разбитых туфлях убивает меня.

Жаль, что Вианна недостаточно хорошо знала сестру, чтобы угадать, что за странное выражение мелькнуло у той в глазах. Чувство вины? Тревога или вызов? Больше всего похоже на гордость, но с чего бы?

Софи ухватила Изабель за руку, и втроем они направились домой.

Вианна старательно не обращала внимания на перемены в Карриво: наци, захватившие все улицы и площади городка, плакаты на старинных стенах (недавно появившиеся антисемитские были отвратительны), красно-черные флаги со свастикой над парадными дверями и на балконах. Жители потянулись прочь из Карриво, оставляя свои дома немцам. Ходили слухи, что многие перебираются в Свободную Зону, но наверняка никто не знал. Магазинчики закрывались, и, похоже, надолго.

Заслышав шаги позади, Вианна проговорила, не меняя обычного тона:

– Пошли быстрее.

– Мадам Мориак. Могу ли я вас прервать?

– Боже правый, он тебя преследует? – проворчала Изабель.

– Герр капитан. – Вианна медленно обернулась. Люди на улице неодобрительно косились в их сторону.

– Я хотел сказать, что сегодня вернусь поздно и, к жалости, не буду за ужином.

– Какой ужас. – Приторно-сладкая ирония в голосе Изабель была точно пережженная карамель.

Вианна никак не могла сообразить, зачем все-таки он ее остановил.

– Я оставлю вам что-нибудь…

– Nein. Nein. Вы очень добрая. – И замолчал.

Вианна насторожилась.

Изабель, не выдержав, нарушила повисшее молчание:

– Мы вообще-то торопимся домой, герр капитан.

– Я могу вам чем-то помочь, герр капитан? – поинтересовалась Вианна.

Бек шагнул чуть ближе:

– Я знаю, как вы волновались о своем муже, поэтому навел справки.

– Ох.

– Новости не очень хорошие, сожалею сообщить. Ваш муж, Антуан Мориак, попал в плен вместе с другими мужчинами из вашего города. Он сейчас заключенный, в лагере. – Капитан протянул ей список имен и стопку почтовых открыток. – Он не вернется домой.

Вианна не помнила, как выбралась из города. Смутно осознавала, что Изабель обнимает ее за талию, уговаривая переставлять ноги, что Софи щебечет рядом, сыплет вопросами, каждый из которых цепляет больно, как рыболовный крючок. А кто такой заключенный? А почему герр капитан сказал, что папа не вернется? Что, вообще никогда?

Вианна вдохнула цветочные запахи, такие родные и знакомые, и поняла, что они наконец-то дома. Моргнув, она словно очнулась и, как любой неожиданно пришедший в сознание, почувствовала, что мир катастрофически переменился.

– Софи, – строго сказала Изабель, – приготовь маме чашечку кофе. И открой банку с молоком.

– Но…

– Ступай, – велела Изабель.

Когда девочка ушла, Изабель повернулась к сестре, нежно взяла ее лицо в ладони:

– С ним все будет хорошо.

А Вианна чувствовала, что разваливается на куски, что кровь покидает ее, кости истончаются и страшную реальность обретает то, о чем она изо всех сил старалась не думать: жизнь без него. Ее всю трясло, зубы выбивали дробь.

– Пойдем в дом, выпьем кофе, – уговаривала Изабель.

В дом? Их дом? Призрак Антуана здесь повсюду: продавленная ямка в диване, где он любил сидеть с книгой, вешалка, где висело его пальто. И кровать.

Вианна судорожно затрясла головой, но слез не было. Страшная весть осушила и опустошила ее. Она и дышать-то больше не могла.

Вдруг вспомнила, что на ней – его свитер, и больше уже ни о чем не могла думать. Вианна принялась срывать с себя одежду – плащ, жилетку; не слыша криков Изабель НЕТ, стянула через голову свитер и зарылась лицом в мягкую шерсть, ловя его запах – его любимого мыла, его самого.

Но, увы, теперь пряжа хранила лишь ее собственный запах. Потерянно уронив руки со скомканным свитером, она все пыталась вспомнить, когда же Антуан в последний раз его надевал. Рассеянно потянула торчащую нитку, сматывая ее в клубочек винного цвета. Опомнившись, откусила и завязала узелок, чтобы сохранить остатки рукава. Шерсть нынче на вес золота.