Смерть кукловода - Екатерина Шелеметьева

— В доме нет ничего особенного. Огромный безликий особняк, обставленный рукой не самого умелого дизайнера. Единственное хорошее место здесь — библиотека. Здесь хранятся мои любимые книги, некоторые остались мне от родителей, некоторые еще от деда. Картин в доме практически нет, почти все ценные полотна находятся в моей галерее. А здесь только несколько любимых полотен, авторов которых вы, вероятно, даже не знаете, — сварливо ответил старик. — А то, что вы слышали обо мне, скорее всего, неправда. Ваши коллеги журналисты в свое время активно обсуждали и этот дом, и мою личность. Особняк называли замком графа Дракулы и резиденцией барона Треча. Это абсолютно безосновательно, хотя и доказывает, что журналисты бывают довольно начитанными.

Произнеся все это, Каменев отвернулся к окну. А Марго растерянно посмотрела на Стриженова. Обычно ее приветливая манера общаться и улыбка до ушей творили чудеса. Люди начинали любезничать и откровенничать с блогершей. Но пожилой коллекционер был ворчлив и сердит, и изменить это Маргарите не удалось.

— Простите, Петр Петрович, — Стриженов все еще косился на высоченные книжные стеллажи, — журналисты бывают разные. Так же как художники, коллекционеры, миллиардеры и реставраторы. Но вы сказали, у вас есть только полчаса. Может быть, поговорим об Игоре Солоновском?

Старик кивнул:

— Вы правы. Давайте ближе к делу. Я навел о вас справки. Говорят, вы профессионал, хороший специалист и к тому же единственный человек, увидевший в смерти Игоря что-то подозрительное. Так что я расскажу вам, что знаю. С самого начала, если не возражаете?

— Конечно. — Дмитрий был польщен похвалой и уже прикидывал, кто и где мог дать Каменеву такую характеристику его личности.

А коллекционер между тем начал рассказывать:

— Два года назад в моей картинной галерее случился пожар. Не подумайте ничего плохого, никакого злого умысла, поджога. Просто неисправная розетка, случайная искра. — Коллекционер тяжело вздохнул. — Пожар начался поздно вечером. Галерея не работала. Тем не менее сработал датчик дыма, приехали мои сотрудники, охрана и пожарные. Огонь потушили очень быстро. И все же пострадал один из залов. А в нем было несколько уникальных полотен. Одно из них обгорело, остальные покрылись слоем копоти и пожарной пены, от высокой температуры на них потрескалась краска. Нужно было срочно найти реставратора, который бы бережно восстановил пострадавшие шедевры. Тогда я позвонил своей давней знакомой, Лере Белоручко. Это удивительная женщина: искусствовед, профессор, предприниматель с железной волей к победе. Профессионал с большой буквы. Вы же знакомы с ней, так?

Стриженов кивнул.

— Хорошо. — Каменев продолжил: — Я слышал от кого-то, что Лера открыла реставрационную компанию, и в определенных кругах о ее сотрудниках отзывались с большим уважением. Услышав про пожар, Лерочка пообещала прислать ко мне человека с золотыми руками, который оценит ущерб и восстановит все, что возможно и невозможно спасти. Как вы понимаете, она прислала Игоря.

Каменев немного помолчал, собираясь с мыслями, и тихо продолжил:

— И вы знаете, он мне сразу понравился, даже несмотря на молодость. Серьезный, обстоятельный, не болтливый. — Каменев бросил недовольный взгляд на Марго: видимо, она показалась ему болтливой. — Игорь очень точно оценил фронт работ, назвал сроки, цену, необходимые материалы. Он говорил так четко, уверенно, безапелляционно, смотрел прямо в глаза. Сразу видно — профессионал, сделает все в лучшем виде. Он и мастера вызвал рамы восстановить. Тоже, знаете ли, сотрудника «Контраста». А через две недели привез картины, такие, как до пожара. Я был поражен скоростью и качеством работы. Стал благодарить Игоря, спросил, что я могу для него сделать, он попросил осмотреть галерею.

Стриженов и Марго удивленно посмотрели на коллекционера. Он понимающе кивнул и стал объяснять:

— У меня закрытая, частная галерея: с улицы не попадешь, часть залов почти всегда заперты. В таких залах хранятся жемчужины моей коллекции, уникальность которых поймет только профессионал. Так что я не вижу смысла показывать их всем подряд. Неудивительно, что Игорь решил воспользоваться ситуацией и осмотреть все. Я, конечно, позволил, даже провел для него экскурсию. Но оказалось, что Игорь знает намного больше меня. Особенно о работах художников-передвижников. Помните, я сказал вам по телефону, что у нас с Игорем была общая страсть? Вы тогда решили, я говорю о живописи в целом. Но это очень широкое понятие. Я знаю сотни и сотни живописцев, коллекционеров, искусствоведов. Некоторые из них одержимы живописью: конкретным направлением, конкретным художником или, чаще, собственным творчеством. — Каменев презрительно хмыкнул. — И только в Игоре я увидел настоящего единомышленника. Никогда не встречал человека, который бы так разбирался в работах передвижников, так же любил их, чувствовал и понимал. А ведь именно эти люди и их живопись — моя самая большая страсть. Художники-бунтари, противопоставившие свое творчество академистам, отправившиеся со своим творчеством в народ. Вы слышали о «Бунте четырнадцати»? — Каменев пристально посмотрел в глаза Стриженову.

Стриженов едва заметно покачал головой. И испугался, что коллекционер сразу потеряет интерес к такому невежде, перестанет рассказывать. Но Петр Каменев, казалось, даже обрадовался.

— История передвижников — это история свободы творчества. История людей, которым хотелось творить и создавать новое, сломать рамки и ограничения. Понимаете? — В глазах Петра Петровича появился азартный блеск. — Если совсем просто и коротко, в 1863 году четырнадцать лучших выпускников Академии художеств должны были участвовать в престижном конкурсе на большую золотую медаль. Традиционно всем конкурсантам давался один сюжет для картины на библейскую или античную тему. Но в том году художники обратились в совет Академии с просьбой разрешить им самим выбирать сюжеты. Просьба была рассмотрена, с возмущением отвергнута и оставлена без официального ответа. Художники не сдались. Написали второе прошение, на этот раз на имя вице-президента Академии, и снова не получили ответа. А потом наступил день конкурса. И как вы думаете, что произошло?

— Что? — хором спросили Дмитрий и Маргарита.

— Они отказались участвовать, подали прошения о выпуске из Академии художеств. Можете такое вообразить? — Каменев резко встал, прошелся по комнате и снова опустился в кресло. — Все разом просто вышли из зала. Хотя это было престижнейшее состязание. А приз, боже мой, какой там был приз! Огромные денежные выплаты, возможность шесть лет учиться в Италии. Признание, в конце концов. А что выбрали они? Уйти, остаться без денег, отказаться от художественных мастерских, принадлежащих Академии художеств, где они работали и жили. Все поставить на карту и все потерять. Покинув Академию, эти бунтари объединились в артель — первую в истории русской живописи независимую творческую организацию, созданную, чтобы художники могли зарабатывать на своих картинах и помогать друг другу. К слову, это предприятие стало очень успешным в финансовом плане. Потом на смену артели пришло «Товарищество передвижных художественных выставок». В него вошли новые художники. Они путешествовали по стране, знакомили глубинку с русской живописью и продавали свои картины. Конечно, не все они были одинаково талантливы и известны. И все же у каждого был особый внутренний стержень, особый дух, то, что заставляет меня собирать их картины, восторгаться и любоваться ими. Назовем это внутренней свободой. Она сквозит в каждом мазке, в каждой детали. Ее нельзя увидеть глазом, постичь, скопировать, можно только почувствовать.