На златом престоле - Олег Яковлев

— Помню, как же.

— Дак вот. Бежал твой боярин.

— Как так? Вы с Петром баили, в порубе он, под запорами.

— Эх, вьюнош! — Нестор усмехнулся. — Со сребром любой из наших порубов дорогу сыщет.

Избигнев промолчал. Знал он, что боярин Лях — враг князя Ярослава. Судя по всему, он как раз и договаривался с покойным Святополком о галицком столе. А раз так... Нестор прав. Он должен спешить в Галич. Но прежде... Был у него ещё один вопрос к этому, как видно, искушённому в державных хитростях боярину.

— Как мыслишь, друже Нестор, — спросил он прямо. — Кто теперь в Киеве сядет?

Нестор вздохнул, поскрёб перстами свою жёсткую колючую бородёнку, отмолвил не сразу, видно, сам немало думал над этим вопросом.

— Трудно сказать, как всё сложится. Есть три князя, три старейших владетеля. Первый — Изяслав Давидович, князь черниговский. Уже давно метит он на Киев. За ним — Ольговичи, вся огромная земля Чернигово-Северская. Окромя того, с половцами он в крепком соузе. Но не любят Давидовича в Киеве. Не наш он, понимаешь. Чужой. Такой придёт, своих бояр на наши места в думе посадит, волости начнёт раздавать. Хотя, князь он сильный и человек неглупый. Разве что горд излиха.

Топерь гляди. Второй — Ростислав, родной брат покойного князя Изяслава, ныне в Смоленске он княжит. Бояре наши многие хотят его видеть на столе. Токмо... то между нами должно остаться, Избигнев. Никому не сказывай. В обчем, нетвёрд Ростислав Мстиславич, набожен сверх всякой меры, нет в ём духа ратного, как у старшего брата. А надобен Киеву князь сильны й, человек державный, с замыслами широкими. Ростислав — не то. Но лучшего средь старших князей покуда нет.

Ну, и Долгорукий остаётся. Уж он издавна на Киев глядит, тянет длани жадные на наш град. И, думка наша с братом такая, он-то и воссядет топерича в Киеве. И многим лучшим людям придётся тогда из стольного ноги уносить. Так уж было не раз: приходили Юрьевы суздальцы, терема громили, разор чинили. А топерь, когда Изяслав Мстиславич в Бозе почил, — Нестор вздохнул. — Не на кого нам опереться. Ростислав, думаю, Киев не удержит, Давидовича сами кияне не пустят. Вот и смекай, вьюнош, какая беда у нас на пороге.

— А князь Мстислав, сын Изяслава? — спросил Избигнев. — Он ить отцу свому правой рукой был.

— Млад Мстислав, не хотят его бояре. Не его право Киевом володеть. Да и то сказать. Ему б в Переяславле усидеть, и то дело б было. Да, на рати наш Мстислав крепок. Но Киев занимает всегда старейший. Так издревле повелось.

— Что с того? Изяслав же не старейший был. Юрий больше прав имел.

— Вот что, Избигнев. — Нестор внезапно насупился. — Об ентом баить неча. Что сказал тебе, чем поделился, то ведай. А о праве княжеском... не тебе судить, младень!

Слова прозвучали строго и жёстко. Видно, разговор их на этом Нестор решил закончить. Правда, спустя некоторое время он добавил-таки:

— Вот что ещё скажу тебе, вьюнош. Знаешь, как брат мой Пётр молвил мне там, у гроба Изяславова? Дак вот, сказал он: «Последний великий князь был у нас». Понял? Те трое, о коих тут толковня наша была — люди мелкие. Нет у них замыслов широких, таких, чтоб на всю Русь, чтоб славу Киева былую возродить. Тако вот.

Снова горестно вздохнул Нестор. Тряхнул кудрявой головой, кликнул дворского, велел накрыть в горнице стол на двоих.

— На прощанье выпьем, друже Избигнев, — объяснил он. — Езжать тебе надобно. Не ведаю, свидимся ли скоро. А что я те молвил, запомни. Что князю Ярославу сказать, а о чём умолчать, сам решишь. Разумом Господь тебя не обделил.

— Спаси тебя Бог, друже Нестор. Благодарен тебе вельми, — молвил растроганный Избигнев. — Многому ты меня, младого, учишь, многое разъясняешь. Без тебя пропал бы тут. Натворил бы Бог весть чего. Торопился бы, а спешка, как оказалось, в деле нашем посольском вредна бывает. Ну, и за хлеб-соль, конечно, благодарю покорно.

Он встал с лавки и отвесил боярину низкий поклон.

— И ещё, — добавил юноша. — Если когда тебя судьба в Галич или во Свиноград забросит, помни: Избигнев Ивачич всегда тебе рад.

...Поздним вечером Избигнев с гриднями и с обозом выехал из Софийских ворот Киева. Ярко пламенела осенняя заря, и казалось ему, словно уходит, истаивает в русской жизни насыщенная бурными событиями, сумятицей, княжескими которами и набегами степняков жестокая эпоха. На смену ему идёт что-то новое. Каким оно будет? Какими будут они сами? Повторят ошибки отцов или пойдут новой, неизведанной дорогой?

Заря погасла, и окунулся он в чёрную мглу холодной ноябрьской ночи. Кони медленно скакали по шляху. Избигнев забрался в возок, велел холопу затопить печь и, накрывшись войлочным одеялом, провалился в сон.

На Подоле, вблизи увоза, ведущего от Галицкого Кремля к берегу Луквы, расчистили широкую площадь. С осени стали возить камень — белый с Карпат и зелёный из Червеня. Вырыли глубокий котлован, набросали туда бута, установили вапы — тёсаные из камня столбы.

Ярослав каждодневно выезжал на строительство. Главный зодчий, армянин Ашот, прибывший из восточных областей Ромеи, показывал схемы и рисунки будущего храма.

— В плане, если смотреть сверху, — говорил зодчий, — собор будет иметь вид креста. Так возводят сейчас все храмы. Такова и София Киевская, и базилики славного города Константинополя. Такие церкви есть и у меня на родине. Я строил храмы в Двине и Хлате, и в Константинополе тоже. Ты можешь положиться на мой опыт, князь.

Немного заискивающе смотрел своими чёрными, как спелые вишни, глазами армянин на Ярослава. Впрочем, рассказывал он дельно, да и порекомендовали его князю знающие толк люди.

— Собор сделаем трёхнефным. Нефом называется пространство внутри храма, ограниченное рядом колонн. Колонны будут большие и прямоугольные. Или лучше круглые? Нет, прямоугольные. Как в Софии. Снаружи, с севера и юга, сделаем открытые галереи. Здесь колонны возведём круглые. — Ашот чертил на земле вид будущего строения. — Куполов будет пять. Главный, самый большой, вот здесь, в центре. А вот тут будет алтарь. Апсиды[175] — выступы алтарные — сделаем как можно выше. Нартекс — притвор западный, тоже наподобие Софии. Из него — две лесенки винтовые на хоры. Хоры широкие, по обе стороны.

Один из помощников зиждителя слепил макет храма из воска и преподнёс его Ярославу на блюде.

Молодому князю нравилось, как быстро и со рвением принялись зодчие за работу.

— Давно не было такого заказа. Так, достраивали или перестраивали разные здания, — объяснял Ашот. — На нашей родине, в Армении, сейчас правят неверные, мусульмане. В Хлате сидит эмир Сукман, он называет себя Шахарменом. Он — враг греческого царя Мануила. А неверные не возводят церкви, да будет тебе известно. И мы рады были уехать, сначала — к ромеям, потом сюда.