Конфуций и Вэнь - Георгий Георгиевич Батура

Вот что сообщает В. М. Крюков относительно омонима шу, который по своему рисунку представляет собой тот же самый иероглиф, что мы видим в этом стихе, но с добавлением радикала «вода». Как мы теперь понимаем, этот ключ «вода» мог быть «утерян» из подлинного первоначального шу позднее, в связи с абсолютным непониманием комментаторами его смысла. Итак, приводим цитату из книги «Текст и ритуал» (стр. 221, 222):

Прямое отношение к идее внутренней чистоты имеет ближайший синоним просветления-мин – шу («очищение») (читатель уже знаком с выражением Раннего Чжоу мин синь – «просветлить сердце» – Г. Б.). Иньцы ни знака, ни тем более понятия шу не знали. В конфуцианскую эпоху в слове шу возобладала узко этическая коннотация «целомудрие», однако в своем исходном раннечжоуском варианте оно имело более широкий ритуальный смысл, означая внутреннее усвоение сакрального дара. Именно в таком значении чжоусцы употребляли словосочетание шу Дэ – «очищать [в себе] благодать».

И нам понятно, что в соответствии с первоначальным смыслом стихотворения этот знак «вода» действительно мог в тексте присутствовать, потому что на практике что-либо грязное очищается именно водой. Однако со временем иероглиф шу стал восприниматься в качестве фамилии, и следовательно, знак «вода» оказался лишним.

В первой строке стихотворения сказано, что «Шу отправился в поле». Знак тянь (БКРС № 2794) означает «поле», но в то же самое время это также и более позднее – «охота», которая чаще всего происходила в полях. Графически этот знак представляет собой квадрат, расчерченный крестообразно на четыре малых квадрата. Такой знак является главной частью иероглифов дух-шэнь и дух-гуй, а также более поздних – душа-хунь и душа-по. В книге О. М. Готлиба «Основы грамматологии китайской письменности» этот знак характеризуется как «голова черта» (стр. 37, знак № 116 фу, отличие с нашим «полем» – короткий штрих поверх этого квадрата). Кроме присутствующего в тексте этого «квадрата-поля» в стихотворении нет ни одного указания на то, что речь идет об охоте, как традиционно трактуется этот иероглиф, а с ним и все содержание стихотворения.

Рисунок «квадрата» призван для того, чтобы переключить сознание практикующего от мира людей («поле») на мир духов («голова черта»). Причем, в Ши цзин следует четко различать тех «духов поля» или «духов ветра», которые препятствуют человеку приблизиться к конечной цели, и тех «духов верха», которые этому содействуют.

В этом стихотворении используется тот же самый медитативный прием «удаления/ускорения», который мы видим в стихотворении «Северный ветер». Сначала Шу отправляется в «поле», которое, располагается рядом с городом (именно таково древнее значение иероглифа). Затем Шу удаляется на бо́льшую дистанцию от начальной точки отсчета – в «подведомственную территорию». А в третьей строфе – еще дальше, в «глушь». Человек внутренне как бы все больше и больше отходит от мира людей и тех невидимымых духов, которые этот мир всегда сопровождают («ветры», «домовые» и т. д.). И таким образом он все ближе и точнее приближается к своей истинной цели, на которую и направлено Жэнь – к предстоянию «духам верха».

Бесспорно то, что смысл стихотворения намеренно «затемнен», т. к. стихотворение не является бытовым, а предназначено для отработки духовной практики Жэнь. Мысли человека обычно привязаны к той обстановке, в которой он привык находиться. А здесь мы видим как бы «внушение» (со стороны!) чего-то противоестественного: «на улицах нет людей», «нет пьющих вино», – все это не соответствует реальной жизни. Такие картины призваны оторвать мысли человека от всего привычного, земного, и в первую очередь, от общения с себе подобными, – от человека. Это – медитативная техника, направленная на то, чтобы «стереть» в памяти любое присутствие людей. Рефрен объясняет всё. Слог шу, как мы уже говорили, подобран не случайно, он повторяется шесть раз, образуя «физиологический ритм», сопровождаемый одинаковым «выдыханием воздуха». Сам слог шу содействует очищению сознания от внешнего мира и обращению сознания внутрь.

Формула [жэнь] мэй цзу Жэнь – «[человек] прекрасным предкам предстоит» – судя по тексту Ши цзин была стандартной для практики «постижения Дэ», т. к. она, как шаблон, повторяется в этих двух разных стихах, где первый – это медитативная молитва, а второй – художественное воспевание сыновнего долга. Эта формула и есть – «Иисусова молитва» Раннего Чжоу.

Анализируя эту древнюю фразу, сохраненную в Ши цзин, можно в качестве гипотезы предположить следующее. Первоначально знак Жэнь был составлен чжоусцами из двух имеющихся в то время иероглифов: знака «человек» (жэнь) и древнейшего иньского знака Шан ди, который включает в себя знак шан – «верх». Знак ди, скорее всего, раньше обозначал всех предков вана племени Шан, и по преемственности, предков самых первых ванов Чжоу.

Затем чжоусцы в своем государственном устройстве и в духовной практике переросли своих предшественников (появление знака синь-«сердце» этому свидетельство). Именно в это время мы видим появление Неба-Тянь вместо прежнего Шан ди (первоначально Шан ди встречается в чжоуских текстах наравне с Тянь), и отмену человеческих жертвоприношений. По этим же «политическим мотивам» чжоусцы могли и в других случаях отказаться от использования иньского иероглифа (шан-)ди, заменив его нейтральным иероглифом цзы, который стал обозначать предков аристократов как племени Шан-Инь, так и племени Чжоу. Следствием этого могло явиться также и то, что от «устаревшего» иньского иероглифа Шан ди в Жэнь был оставлен только знак шан – «верхи». Таким образом, первоначальный знак Жэнь утратил свою видимую связь с династией Шан и приобрел «интернациональный» характер. Однако это – только предположение.

Духовная практика в раннем Чжоу была общей как для правящих аристократов Чжоу, так и для покоренных аристократов Инь, которые уничтожены не были, и для поселения которых была выделены специальные земли, подвластные Чжоу. То, что иероглиф «предок» в Жэнь не фиксировался (опускался), а знак справа понимался как традиционные «верхи», снимал существовавшее противоречие в обозначении «предков» у чжоусцев и у иньцев.

Если бы знак Жэнь был введен самим Конфуцием, Учитель вряд ли стал бы молчать относительно того, что́ этот знак означает. Конфуций полагал, что он находится в одинаковом положении со своими учениками, – они видели этот рисунок Жэнь (почти в его сегодняшней форме) в тексте Ши цзин точно так же, как и он сам, и должны были внутренне созреть до такого состояния, чтобы его объяснить. По тексту Лунь юй Конфуций никогда не растолковывает ученикам смысл того или иного фрагмента стиха Ши цзин, но когда ученик оказывается на верном пути, он всегда его поддерживает, поощряет и дополняет. А иногда после этого заявляет: «Ты равен мне, и с тобой можно рассуждать на духовные темы».

Второе стихотворение с Жэнь короче и