Тайный Санта - Триш Арнетьо

Я подошла к бару за новым бокалом. До сих пор все остальные гости были очень сдержанны по отношению ко мне. Я сообразила, что Клодин велела им свести взаимодействие со мной к минимуму. Но как только они с Генри покинули гостиную, все стали посмелее.

— Где вы пишете свои песни? — спросила Луиза.

— Где вам больше всего понравилось выступать? — спросила Рашида.

— Как вы защищаете свои голосовые связки? — спросил Кевин, а за ним еще раз — Джерри.

— Вы все еще поддерживаете отношения с Лиамом? — Вау. Бесстрашная Джулс.

И тут я подумала — да пошло оно все на хрен. И ответила им всем. Рассказала им, что почти половину своих песен я написала на пляже Зума. Белый шум океана служит прекрасным фоном, когда я сочиняю слова, а песок, эти миллиарды разбитых раковин и камешков, — мое бесконечное вдохновение… А потом я говорила о Лиаме. Объяснила им, что в итоге мы просто были очень разными. Наши взгляды на мир оказались несовместимы в продолжительной перспективе. У меня было ощущение, что он критично оценивает любую мою попытку самовыражения. Он считал, что его взгляды на мир были единственно правильными, а все, кто с ним спорит, — дураки. И только когда я все это выговорила, мне самой стало окончательно ясно: я никогда не буду с тем, кто всерьез считает, что понимает, как устроен этот мир. Потому что, разве сама жизнь — это не дикое, непредсказуемое приключение?

А потом вернулись Клодин и Генри, и все снова притихли. Отошли от меня, как будто мы и не разговаривали вовсе. И направились от бара обратно в гостиную.

— Что тебе налить? — спросил бармен. Он был просто красавчик, с этой черной челкой, которая падала ему на глаза. До меня вдруг дошло, что я ни о ком так не думала с тех пор, как мы расстались с Лиамом. Еще один гигантский прорыв. Даже если я уеду из Аспена, так и не купив дома, поездка все равно будет успешной. Но только я собралась пококетничать, как к бару подошел Генри. Бармен моментально налил содовой в стакан со льдом, украсил лаймом и передал ему. Генри это пил весь вечер. А я-то думала, он потягивает джин с тоником.

— Больше никаких суррогатов, — объявил он. — Мне нужно что-нибудь покрепче.

— Мне жаль, сэр, — ответил бармен. — Но хозяйка велела подавать вам только безалкогольные напитки. Указания были четкие.

— Они всегда четкие, — сказал Генри. — Знаешь что. Тебе не придется меня обслуживать. Я все сделаю сам.

Генри зашел за барную стойку. Положил льда в шейкер, добавил вермута и биттера. Затем щедро налил виски и принялся взбалтывать. Сильно. Ну то есть я вообще не думаю, чтобы кто-нибудь когда-нибудь встряхивал кубики льда с такой силой, решимостью и целеустремленностью. Мы с барменом переглянулись, типа: «Что за дела?» Ощущение было такое, что Генри пытается начать в шейкере ядерную реакцию.

В конце концов он остановился и перелил напиток в бокал для мартини. Отхлебнул и, испустив глубокий вздох, закрыл глаза и замер на секунду. Мы снова переглянулись. Потом Генри открыл глаза и сказал мне:

— Пойдем, Зара, пришло время встретить свою судьбу.

* * *

Постепенно я научилась справляться со своим гневом. Чтобы мы выжили, мне нужно было «отпустить» то, что случилось. Быть тебе хорошей матерью означало смотреть вперед, а не назад. И вот, через пару месяцев, я читала газету в обеденный перерыв и увидела объявление. Оно было такое маленькое, что я его чуть не пропустила. Новообразованная бутик-фирма «Кэлхун+Кэлхун» купила землю мистера Миллера. И хотя цена там не указывалась, в заметке намекалось, что это были просто гроши по сравнению с реальной стоимостью участка. Очевидно, претендентов было немного из-за убийств. Вместе с заметкой там была маленькая фотография покупателей. Симпатичная пара. Она была хорошо и модно одета, с короткой стрижкой. Он выглядел сильным, как и следовало ожидать.

Настала очередь Джерри. Он не стал тратить время и вскоре уже разворачивал пару симпатичных солнечных очков от «Прада». Он был в восторге. Забавно, насколько было очевидно, что обычно он не покупает себе такие цацки. Джерри надел их, и стало понятно, что он будет в них спать. Очки ему подошли, и он все посматривал на свое отражение в окне.

— Ну что ж, кажется, я следующий, — сказал капитан Тигельман.

Он пошаркал к столу, оглядел его, затем повернулся к Джерри и сказал:

— Сынок, полагаю, я заберу эти очки. — Было слышно, как ахнул Джерри. Он-то думал, что они никогда больше не покинут его лица. Но как бы не так! Какая, на самом деле, жестокая игра этот «Тайный Санта».

В этот момент пианист заиграл It’s the Most Wonderful Time of the Year. Я не могла сдержать возбуждения.

— Ооо, Энди Уильямс! — воскликнула я. — Я так люблю эту песню.

— Дорогой Энди, — сказала миссис Тигельман. — Он был наш большой друг. Мы так огорчились, когда он скончался.

— Мы очень по нему скучаем, — подтвердил капитан Тигельман. — Особенно в это время года.

— Вы знали Энди Уильямса? — спросила я.

— О да, — сказала миссис Тигельман. — Мы были близки.

— А Клодин Лонже? Вы тоже ее знали? — снова спросила я. — Я ей восхищаюсь.

— Ну конечно, моя дорогая. Никогда еще этот город не видел женщины красивее. Конечно, до тех пор, пока не приехала ты.

— Жаль, мы не видимся больше, — сказал капитан. — Но после убийства она очень замкнулась и стала сторониться старых друзей.

— Какого убийства? — спросила Джулс.

— Ты никогда не слышала про убийство Спайдера Сабича? — изумился Бобби Альпайн.

Несколько молоденьких сотрудниц «Кэлхун+Кэлхун» сказали, что тоже ничего про это не знают. Я быстро и с удовольствием изложила им факты. «Тайный Санта» на какое-то время замер. Все внимательно слушали. Даже Дейв пришел послушать из кухни.

— Клодин Лонже была словно с другой планеты, — сказал капитан Тигельман после того, как я закончила. — Просто находиться в ее обществе было и самым прекрасным, что с тобой могло случиться, и самым печальным, потому что узнать ее все равно не было шанса. Я имею в виду по-настоящему. Я даже не уверен в том, что Энди по-настоящему знал ее. И знала ли она себя сама? Она была как обещание обещания, которое никогда не исполнится.

— Вы думаете, она хотела убить Спайдера? — спросила я.

Миссис Тигельман постаралась поднять брови — насколько ей позволила пластическая хирургия, затем вздохнула:

— Ох, не знаю. Когда доживешь до моих лет, поймешь, что ничего на самом деле не знаешь. Ни о ком. Она его убила? Да. Собирались ли они расстаться? Возможно. Находилась ли она в депрессии? Может быть.

— Дневники, да? — спросила я. — Те, которые отказался рассматривать суд. Предположительно они демонстрировали, что она была глубоко несчастна…

— Потребуется нечто большее, чем несколько отчаянных записей в дневнике, чтобы убедить меня в том, что она намеренно убила его, — веско произнесла миссис Тигельман с видом человека, который в свое время оставил не одну отчаянную запись в дневнике. — Нет, я не верю, что она сделала это специально.