Мертвое море - Тим Каррэн

По рукам Кука побежали мурашки. Он с трудом произнес:

— Что? Что ты увидел?

Крайчек покачал головой и издал странный низкий звук, похожий на всхлип.

— Оно… оно смотрело на меня из тумана. Нечто склизкое, зловонное, с длинной, как фонарный столб, шеей. У него была голова, что-то вроде головы, но вся какая-то перекрученная, как раковина улитки. С нее капала слизь и свисали какие-то наросты, вроде водорослей или корней. Только они шевелились и извивались. А его глаза… Боже милостивый, эти глаза, огромные, желтые и злые, смотрели на меня, смотрели прямо внутрь меня, словно хотели сожрать мою душу…

Голос Крайчека угас, и остатки рассудка, казалось, растворились вместе с ним. Матрос дрожал и всхлипывал, зажав кулаком рот, чтобы не закричать.

Хапп начал стонать и биться в конвульсиях.

— Тише, — сказал Крайчек. — Тише, я не позволю ему забрать тебя. Клянусь богом, я не… Когда оно придет за нами, я обману его. Да, я обману его.

Он захихикал.

Кук изо всех сил старался держать себя в руках.

И тут раздался звук: что-то приближалось к ним из тумана.

Фабрини заметил световую ракету, запущенную Крайчеком. Так они и нашли в тумане спасательную шлюпку.

— Греби, кретин чертов! — рявкнул Сакс Менхаусу. — Это же лодка!

— Я стараюсь, — тихо пробурчал Менхаус.

— Старайся лучше.

Им было нелегко. Фабрини увидел лодку как раз в тот момент, когда Сакс спрашивал его, как ему удалось так долго прожить без мозга. Они сразу же бросились грести, но получалось плохо: нелегко было держаться за мокрый, скользкий ящик — не самое легкое в управление плавсредство — и одновременно грести ногами.

— Давайте бросим его, — задыхаясь, выпалил Менхаус, — и поплывем.

— Ни за что, — ответил Фабрини.

— Он прав, Менхаус. Если мы не доберемся до лодки и бросим ящик, мы останемся без всего. Продолжаем грести.

Сакс уже порядком устал от этой парочки. Раз уж катастрофе суждено было случиться, то почему он не оказался вместе, скажем, с Джорджем Райаном или Кушингом? Вот они смышленые ребята, не растерялись бы. Не чета идиотам вроде Менхауса и Фабрини. Последний, жертва внутривидового скрещивания, ни на что не был способен, а Менхаус… боже, что за чудо природы. Бог, наверное, чуть не умер от смеха, когда создал эту парочку. Шутка вышла божественная. Мамаше Фабрини следовало придушить его еще младенцем или спустить в унитаз вместе с дерьмом. Мир стал бы чище.

— Это одна из спасательных шлюпок, — ахнул Менхаус. — С корабля.

Они увидели, как двое — Сакс узнал в одной из фигур Кука — машут им.

«Почему эти тупицы не гребут к нам?» — удивился Сакс.

Его охватило чувство, что, когда он доберется до лодки, ему придется столкнуть лбами пару придурков. Ленивые сукины дети. Это очень похоже на Кука: в сортир не отойдет, пока ему не скажешь, а потом, будь добр, еще покажи, каким концом бумажки подтираться.

— У нас получится! — воскликнул Фабрини.

— Ага, — подтвердил Сакс. — Твои молитвы были услышаны, верблюжье дерьмо. Чего еще ты там хотел? Чтобы компания похотливых пиратов подобрала тебя и пустила по кругу?

— Скоро я до тебя доберусь, Сакс, подожди.

— Ага, если сможешь вытащить язык из задницы Менхауса.

Мужчины продолжали двигаться вперед, держась за ящик и работая ногами. Густая, маслянистая жижа мешала плыть быстро и сковывала движения, но никто не жаловался. Они поплыли бы и через выгребную яму, лишь бы добраться до лодки: в конце туннеля был свет… или по крайней мере проблеск.

— Отлично, — сказал Сакс, — поплыли! Ящик больше не нужен!

Все разом оттолкнулись и направились прямиком к лодке, до которой оставалась всего пара ярдов. Казалось, это был самый длинный заплыв в их жизни.

— Я не могу, — задыхаясь, проскулил Менхаус. Он остановился передохнуть. Вода вокруг него была теплой, вязкой и странно успокаивала. — Я не могу…

— Давай же, ну, — подбодрил Фабрини, хватая его за спасательный жилет. — Ты сможешь, черт тебя подери. Ты сможешь!

— Да брось его, — сказал Сакс. — Оставь рыбкам на забаву.

Они гребли, пробираясь к лодке через болотистую, зловонную жижу, над которой поднимался желтый туман, и путались пальцами в пучках гниющих водорослей. Когда они достигли лодки, у них не осталось сил, чтобы в нее забраться: троица повисла на планшире, втягивая в себя острый соленый воздух. Чувство было такое, будто их окунули в жидкий бетон.

— Рад, парни, что у вас получилось, — проговорил Кук без улыбки.

— Аналогично, — сказал Фабрини.

— Слава богу, — проскрипел Менхаус.

Сакс закатил глаза:

— Отлично, девочки. Займетесь любовью потом. Лезьте в лодку, пока что-нибудь вас не укусило.

Кук помог им подняться на борт. Сакс забрался в лодку последним, и во взгляде Кука читалось недовольство: он явно был не особо рад увидеть бригадира. В тот момент Сакс понял, от кого ждать неприятностей и кто нуждается в прочистке мозгов.

— Я тоже рад тебя видеть, тупица, — сказал он Куку.

Джордж наблюдал за движением бледно-желтого клубящегося тумана, крупные, плотные клочья которого проносились мимо плота, несомые неощутимым ветром. Может, туман был живым, даже разумным, и он передвигался, потому что хотел? В реальном мире эта мысль показалась бы нелепой, но в этом богомерзком месте она была как нельзя кстати. Они очутились в другом мире, не на Земле, которую Джордж знал. Возможно, на Альтаире-4, Ригеле-3 или где-то в похожем фантастическом месте. На Земле не бывает такого тумана, многоглазых крабопауков, бегающих по воде, огромных существ со светящимися зелеными глазами размером с автопокрышки, странных, стрекочущих, словно гигантские насекомые, тварей и моря, похожего на розовый желатин, смешанный с пучками гниющих водорослей. И уж точно не бывает такого тумана, просвечиваемого призрачным грязным сиянием и поглощающего все вокруг.

Джордж знал, что в тумане таились существа, одним своим видом способные свести с ума, но желтоватая завеса скрывала и людей, укутывала в сумеречный восковой саван, прятала в тайные расщелины, тенистые паучьи норы, из которых нет возврата.

— Кажется, стало светлее? — спросил Джордж. — Не как днем, но определенно светлее?

Гослинг кивнул:

— Может быть, туман еще рассеется.

— Но он все еще густой, — заметил Джордж.

Посветлело постепенно и незаметно для всех. Это были уже не сумерки, а, скорее, пасмурное утро, и стало гораздо лучше: туман уже не казался таким мрачным, ядовитым, как испарения токсичных отходов. Даже море просматривалось — болотистый поток дымящейся гнили.