Шутка костлявой девы - Наталья Чердак

– Крысы паскудные, – кидает кто-то из угла.

Ближе к вечеру нам приводят жалкого на вид парня со словами: «Чтобы без ситуаций, скоты». Хилый парниша с землистым цветом лица кажется совсем больным.

Как только шаги смолкают и надсмотрщик скрывается из виду, все, кроме меня, спрыгивают с кроватей.

Человек стоит и молчит. Вероятно, сейчас будет не лучший момент его и без того несладкой жизни.

Наконец кто-то говорит: «Ну что, повернись щекой. Дай, малому покажу».

Заключенный безвольно стоит – кажется, будто его недавно избили: на щеках свежие, еще не зажившие порезы. Человек поднимает голову и напрягает слух, будто он силится понять, что от него требуют, но не может. Одно ухо у него разорвано.

Сочувственно рассматриваю мальца. Наверное, он теперь не слышит, поэтому пытается что-то объяснить жестами. Огромный бугай подходит к нему вплотную и разворачивает голову так, что я увидел три буквы «Раб».

Вдруг сокамерник бьет парня под дых, и он, и без того обессиленный, падает на пол. Все встают со своих мест и подходят к хилой фигурке с крошечным лицом и огромными, по-детски молящими глазами.

К вечеру к нам приходят, видят окровавленного парня со скошенным набок носом и начинают задавать вопросы: «Шумите, скоты? Кто виновник?»

Никто не сознается. Офицер громко говорит – так, чтобы все слышали:

– Влад, пошел на выход!

– Это не я! Не я! – орет бугай.

– Выходи, хуже будет! – злобно орет надсмотрщик.

Он повинуется. Дверь открывается. Парня вытаскивают сразу два человека и тащат в темноту коридора. Бугай тоже идет за начальником.

– Куда это его? – спрашиваю я.

– Наверное, в одиночку.

– Да уж, несладко, – протягиваю я.

«Отбой!» – орут динамики.

Ночью я сплю плохо, постоянно ворочаюсь и стараюсь не думать о прошедшем дне. Сокамерники безбожно храпят, некоторые разговаривают и даже плачут: молят своих богов забрать их. Мне удается заснуть только к утру.

В первый день ко мне отнеслись довольно неплохо. Для меня навсегда осталось загадкой, с чем это было связано. Возможно, тем парням было что-то нужно, но они не успели этого получить, так как через пару дней меня перевели в другую камеру.

Сейчас не хочется вспоминать ничего из тех неприятных дней, которые я провел в заключении. Все они слишком похожи один на другой. Однако среди однообразия и скуки выделяется один момент, который не дает покоя до сих пор. Обычно о таком молчат. Я пишу здесь эту историю всего по одной причине: если записать эмоции на бумаге, они, если не оставят тебя совсем, то хотя бы ослабнут. Это шанс на забытье.

Жизнь в клетке, где звери набрасываются друг на друга, как только надзиратель отворачивается. Здесь не всегда побеждал самый сильный. Авторитет оценивался гораздо выше мышц. С кем-то это случалось постоянно, меня поймали всего раз…

– Кто здесь новенький? – спросил начальник.

Парни странно заулыбались и толкнули меня к двери.

– Пойдем, поговорить нужно, – сказал мужчина с рябым лицом, оглядев меня с ног до головы. На его лице заиграла недобрая улыбка. Мы прошли в кабинет, где он вежливо предложил мне сесть на стул, а сам устроился в кресле напротив. От неожиданной вежливости и его нервной манеры держаться я насторожился.

Что-то тут было не так. По его лицу было сложно понять что-либо, первое время он не смотрел в глаза, а только искоса поглядывал на меня. В руках начальник держал папку, его глаза бегали по тексту.

Это был немолодой аккуратный мужчина лет сорока трех или около того. Несмотря на работу в тюрьме, ему все же удалось сохранить приятное лицо: в нем было нечто мягкое, можно сказать, женское. Фигура обычная: в меру мускулист, но не качок.

– Ну что, малец, правила уже рассказали? – безразлично спросил он.

Кое-что мне и правда было известно. Но вот только я не знал, о чем именно он говорил, поэтому промямлил что-то нечленораздельное.

– Как зовут?

– Евгений.

– Хорошо, Евгений, значит… – сказал он и причмокнул губами, будто пробуя имя на вкус. – Ты, судя по всему, толковый парень, Евгений. Есть одно дельце деликатное… Можно сказать, личное… Смекаешь?

– Не совсем понимаю, о чем вы.

Чуть сгорбившись, я сидел за столом и силился понять, что же ему нужно. Начальник медленно встал и начал неторопливо ходить по комнате. Он наблюдал за мной, но не напрямую, все приглядывался.

– Что такое?

– Ты новичок, Евгений, и весьма недурен. Хочу кое-что рассказать тебе, раз сокамерники, дурни такие, не просветили. В общем, тебе нужно покровительство, иначе придется туго, – серьезно сказал надсмотрщик.

Я киваю. Покровительство мне и правда не помешает.

Он подходит ко мне вплотную и смотрит в упор. Это нервирует, но выдержать можно.

– Брать тебя буду только я. Откажешься – и начнется несладкая жизнь. – После молчания произносит начальник.

Земля уходит из-под ног. Наконец понимаю, зачем я здесь и что именно от меня требуется. Также осознаю, что сделать ничего не могу. Смотрю куда-то в сторону. Хочется сбежать отсюда подальше и не видеть ни этого голубого, ни остальные смеющиеся над моей участью рожи.

– Соглашайся, Евгений, иначе тебя будут отлавливать по-тихому и обхаживать все вместе. Тебе это нужно? Хочешь умереть от СПИДа?

– По-другому никак? У меня есть деньги. Возьмите их и договоримся.

Он отходит и думает.

– Много?

– А сколько попросите?

Похоже, предложение заинтересовало педика. На воле у меня сдается квартира, и я могу отдавать часть прибыли ему.

– Тысяч десять сойдет. Каждый месяц, и мы в расчете.

– Хорошо, – говорю я, – но при этом условии: никто меня не трогает. Даже вы! Идет?

Секунду он колеблется.

– По рукам, – наконец соглашается он, и я с облегчением выдыхаю. – Тебе сидеть тут долго, соскучишься по вниманию – дай знать. – Он кокетливо моргает и сладко улыбается.

Гора свалилась с плеч. Конечно, жизнь тут не сахар, но с «этим» вопрос решен.

– Тогда деньги отдам при первой возможности, ко мне зайдет один человек и передаст их.

Только теперь нужен телефон. Необходимо попросить кого-нибудь приносить мне каждый месяц арендную плату. Мать умерла, а с отцом я связь не поддерживаю. Есть одна тетка, но мы не особо общаемся. Хотя, быть может, за определенную сумму она согласится приходить ко мне и отдавать деньги, и заодно приносить передачки?

– Хорошо, Евгений, я согласен, скажем так, оберегать тебя за эти десять тысяч, но кое-что ты мне еще должен.