Звезды – холодные игрушки - Сергей Лукьяненко

– Значит, причина была ошибочна. А вывод?

– Вправе ли мы нарушать законы? Не те, что вписаны вуголовный кодекс, а моральные законы, этические постулаты?

– Да. Только не мы– ты ведь для себя все давно решил. Вправели я?

Дед взял меня за руку – цепко и сильно.

– Петя, я воспитывал тебя человеком. Настоящим человеком.Мне часто казалось… и сейчас еще кажется… что это удалось.

– Спасибо…

Никогда дед не говорил мне такого. Наши отношения простобыли, а что в них являлось воспитанием, что любовью, что амбициями великогодемагога – я не знал. И не хотел знать.

– Ты правильный, Петя, – негромко продолжил дед. – Ты ведьсам не знаешь, насколько правильный. Когда ты был мальчишкой, это умиляловзрослых и отпугивало от тебя сверстников… когда ты стал взрослым, это сталоотпугивать взрослых и привлекать детей.

Он тихонько засмеялся:

– Общаясь с тобой, люди начинают испытывать комплекснеполноценности.

– Что? – Я растерялся.

– Комплекс неполноценности, – повторил дед. – Ты абсолютночестен и этичен. Ты всегда ставишь общественные ценности над личными. Тыспособен вести разговор на любую тему… от влияния эллинской культуры наразвитие восточной философии и до технологии кустарной выплавки легированнойстали…

– Нет, дед, погоди, легированную сталь кустарно не…

Дед тонко захихикал. Я потер лоб и замолчал.

– Ты вызываешь у окружающих спонтанную неприязнь. Настолькобессмысленную, что их поведение становится, наоборот, подчеркнуто дружелюбным.И в то же время это лишает тебя друзей. С идеальными людьми не дружат, импоклоняются. Но от этого я тебя сумел уберечь… хоть и было трудно.

У меня горели щеки. Это не просто неприятно, это гнусно!

– Я добивался одного, – сказал дед. – Чтобы в этот,наступивший миг… как я надеялся, что он наступит!.. ты был вправе приниматьрешения. Не боялся преступить черту общепринятой морали. Законы придумывают длятого, чтобы их нарушать. Каждый шаг человечества в завтра был нарушениемзаконов сегодняшних. И всегда находились те, кто смел нарушить законы. Те, ктопреступал черту, обычно были негодяями. Я мечтал о другом. Чтобы ты мог решать– не оглядываясь на человечество. И был не худшим его представителемодновременно. Невозможная задача. Но я попытался ее решить.

– Дед, ты веришь в то, что говоришь? – прошептал я.

– Да.

– Уговариваешь меня принять собственную, личную этику? И приэтом считаешь, что я останусь человеком?

– Да.

– Но ведь это не моя этика, дед, – тихо сказал я. – Это все– проекция твоих взглядов. Твои страхи, комплексы, мечты. Я твой инструмент,дед. Ты верил, что человечеству, чтобы достичь величия, потребуется такой, какя. И создал меня. Вырастил, как в колбе.

Дед кивнул:

– Ты прав. Но я задам лишь один вопрос. Ты веришь, что яправ? Веришь, что нынешнее состояние приведет Землю к гибели?

– Верю, – сказал я. – Верю.

– Тогда не бойся решать, Петя.

Я долго молчал, а дед ждал ответа. За стенами шумел ветер.Спали на своих дачах дряхлые писатели и резались в покер их энергичные дети.Набиралась сил перед новым трудовым днем бывшая столица. В Звездном ночнаясмена диспетчеров вела на посадку возвращающиеся корабли. Огромная страна гналагорючее и клепала ракеты-носители, жадно разглядывала иноземное барахло иотлавливала воробьев, так полюбившихся Чужим. Крошечная планета Земля плыла поорбите, а небо было вокруг – и люди смотрели в небо с азартом, надеждой истрахом.

И никому не было дела, что меня просят спасти человечество –и переступить при этом через себя.

– Дед, нам нужен «Буран». И меня вроде туда берут. Но я незнаю, как нейтрализовать остальных членов экипажа.

– Пошли, – сказал дед.

– Куда?

– Ко мне в комнату. Позвоним Данилову. Он должен былприлететь вечером.

Когда дед снял трубку, я попросил в последний раз:

– Пожалуйста, не надо.

– Я понимаю, рано… – буркнул дед. – Четыре утра… эх… ноДанилову не привыкать. Боевой летчик все-таки.

Из динамика доносились долгие гудки. Наверное, телефонотключен на ночь. Я порадовался этому, но дед меланхолично ткнул в клавиши.Тройка, семерка, ноль. Похоже, ему был известен код срочности, установленный нателефоне Данилова.

– Алло! – отозвался аппарат. Дед оставил динамик включенным,и я невольно слышал весь разговор. Голос Данилова был жестким и бодрым. Может,он не спал?

– Спасибо за рыбку, – сказал дед.

После секундной паузы Данилов отозвался:

– Рад, что понравилась…

– Забегай… как-нибудь.

Дед положил трубку. Улыбнулся мне.

– И для этого надо было будить Александра Олеговича срединочи?

– Он приедет через полчаса-час, – объяснил дед. – Ключевымсловом было «забегай». «Как-нибудь» – мусор.

Я заерзал на старом стуле, помнившем меня еще ребенком.

– Дед, ты и Президенту так можешь позвонить?

– Президенту не могу. Советнику по национальной безопасности– да. Но он нам не нужен. Должность меняет людей.

Конечно, я знал, что круг знакомых у деда огромен. Но чтознакомства эти настолько тесные…

– А откуда ты Данилова знаешь?

– Я был в комиссии по обмену военнопленными, в девятом году.Александра хотели расстрелять, он сжег «Гетмана Мазепу», почти достроенныйавианосец, на верфи Николаева, перед тем как получил ракету в двигатель. Ну…удалось обменять парня. – Дед неожиданно захихикал: – Обменяли… на Украинетогда было совсем туго с горючим. Два эшелона нефтепродуктов за одного военногопреступника.

Вот это да. В безумные времена крымского конфликта – джампомтогда еще и не пахло, и люди предпочитали ненавидеть соседей, а не Чужих, – мнебыло лет пять. Мало что помню с того возраста. В школе мы уже учились покартам, где Крым был независимым государством, и только дед скупо обмолвился,что независимость эта стала единственной альтернативой российско-украинскойвойне.

– Потом еще встречались, – меланхолично продолжал дед. – Воткогда мы священников отправляли хиксоидам. Данилов тогда не в «Трансаэро» был,в Роскосмосе. Курировал особо важные перевозки. И вот приехали в Звездныйкосмонавты в рясах…