Добрая, злая - Вера Колочкова

– Ну это сейчас пока тишина. Погоди, вот в выходные дачники наедут, и ничего от этой тишины не останется. Шашлыки свои разведут, музыку включат, шуметь да пьянствовать начнут… А пока да, тишина…

– Ну, вот пусть она и будет… Пусть пока тишина… Хорошо, что тишина.

– Сань, а ты где учишься-то?

– В финансовом институте. Его еще институтом бизнеса называют.

– Ишь ты! Это что же, бизнесменкой, что ль, будешь?

– Ну, вроде того…

– А чего тогда все к тишине приспосабливаешься? Вроде негоже при таких жизненных планах!

– Да, баб Сим. Только я теперь и сама не понимаю, чего мне гоже, а чего негоже… Похоже, мне больше нравится грядки полоть…

– Да ну, скажешь тоже! Эка невидаль – грядки!

– А еще, знаете… Мне бы очень хотелось… траву косить!

– Че-го-о? – растянуто-насмешливо пропела баба Сима, уставившись на нее с явным недоумением. – А ты хоть знаешь, каково это, косой-то намахивать? Думаешь, это так легко, как в бирюльки играть?

– Нет, я не думаю… Я просто… Попробовать хочу. Понимаете, мне все время один и тот же сон снится, как я на рассвете траву кошу! А главное, в таких подробностях снится, что мне кажется, будто я уже умею… У вас коса есть, баб Сим?

– Да есть-то она есть, конечно… Вон, в сараюшке целых две…

– А брусок, чтоб острие точить, тоже есть?

– Ишь ты, и про брусок знаешь! Есть, есть брусок… Там же, в сараюшке, на полке слева лежит. Пойти показать, что ль?

– Нет, не надо, я потом сама найду.

– Так а чего ж! Сейчас бы уже и попробовала, позабавила бы старуху! Глянь, как соседская усадьба травой заросла, весь сорняк оттуда на мои грядки несет!

– Не, я сейчас не буду… Надо обязательно, чтоб на рассвете… А что, и правда можно…на соседской усадьбе?

– А чего ж нет? Там давно уж никто не живет. Хозяева померли, а Ванька, их сынок, говорят, очень прилично в городе устроился. Тоже, как и ты, бизнесмен. Правда, наезжает сюда, но дюже редко. Женился, говорят, на богатой… Да ты, наверное, помнишь его, Ваньку-то! Он в мальчонках ох какой шустрый был…

– Нет, не помню.

– Ну да, он же постарше тебя будет. Ты еще сопля соплей ходила, а он уж за девками бегал. Однажды бабка твоя его так по уху звезданула, что, поди, на всю жизнь запомнил…

– А за что она его звезданула?

– Да он, понимаешь ли, тебя чертенком обозвал! И не то чтобы зло ругнулся, а так, невзначай вырвалось! Он на велосипеде по дорожке около своего дома выруливал, а вы с бабкой Анной аккурат ко мне в гости чапали… Ты вперед бабки бежишь-подпрыгиваешь, глазыньки к небу задрала, а тут он со своим великом, чуть в тебя не въехал! Ну и ругнулся пацан беззлобно – экий, мол, чертенок! А бабка как услышала, как взъярилась! Да и то понятно – на больную мозоль попали… Она до самой смерти из-за твоего дурацкого имечка переживала, сердешная! Вот и попало ни за что бедному Ваньке… Ужель ты эту историю не помнишь?

– Нет. Правда, не помню.

– Ну и ладно. И бог с ним. А к бабке Анне на могилку-то когда пойдем?

– Не знаю… Как скажете. Может, завтра?

– Что ж, давай завтра. Приду с фермы, оклемаюсь немного, и пойдем. Нет, странное ты дело удумала, девка… Надо же, траву охота косить… Какая же с тебя бизнесменка после этого? Смехота одна…

Зевнув широко, во весь рот, старуха потерла лицо жилистыми ладонями, потом опустила их на колени, оглядела свое огородное хозяйство:

– Что ж, сиди не сиди, а надо подниматься, пора грядки поливать… Вон скоро уже вечерять будет.

– Так я полью, баба Сима! Вы тут сидите, командуйте, куда и чего, а я полью!

– Ох, разбалуешь ты меня, девка… Уедешь потом, чего я с баловством делать-то стану? Пойдем, нето, вместе, в две руки… Я воду из бочки черпать буду, а ты грядки поливать…

Время за работой утекло незаметно. Так же незаметно, будто исподволь, приплыла тихая прохлада предвечерья, окрасила небо бирюзовым с проблесками оранжевого. Солнце нехотя уплывало за горизонт, все не решаясь оставить беспокойное земное хозяйство без должного пригляда, целовало верхушки деревьев, как добрая мать целует на ночь любимых детей. Наконец скрылось, оставив после себя томные сонливые сумерки.

– Ну что ж, поужинаем чем бог послал, да спать… – зевая, тихо проговорила баба Сима. – Устала, поди, за день?

– Ой, устала, баб Сим…

– Так это с непривычки. Крестьянская жизнь, она такая. Много работаешь, зато крепко спишь. Не расхотелось траву-то косить?

– Не-а. Не расхотелось. Завтра утром пойду попробую. Мне столько раз это снилось, уже оскомину набило… Надо же и впрямь попробовать, каково это!

– Ну-ну… Если снится, то надо попробовать, конечно. Человеку ни один сон зазря не приснится. Значит, судьба тебе такую подсказку дает. Оттого и нутро твое беспокоится.

– Вы, баб Сим, прямо как по Фрейду сейчас чешете…

– По кому?

– Ну, это ученый такой, психоаналитик. Он тоже утверждал, что к голосу подсознания прислушиваться надо.

– Ой, не знаю, не знаю, к какому уж там голосу, а только все равно зазря ничего с человеком не бывает… Ладно, пойдем ужинать, а то рассказами про ученых не насытишься. У меня молоко в печке стоит, сейчас попробуешь настоящего топленого, с пенкой… Спать будешь как убитая, без снов!

* * *

Утро пришло вместе с криком петуха и «беспокойством нутра» относительно своих странных желаний. Нет, и впрямь, чего это ей приспичило, да так надоедливо! Неужели гены крестьянские покою не дают? А почему, например, в маме такие гены напрочь отсутствуют? Она полжизни здесь прожила, а даже просто приехать да повидать родные места – калачом не заманишь! Тем более – за косу хвататься…

Но если сидит внутри желание – надо его исполнить. Чтобы «нутро не беспокоилось». Может, и впрямь какая судьбоносная подсказка за ним стоит?

Соскочила с кровати, поеживаясь от холодка. Вроде и печка была истоплена, а свежо с утра! Недаром говорят, что июнь – еще и не лето… Днем жарко, а ночи довольно прохладные. Эх, как она вчера лихо босиком по этому холоду шастала, по росе… Так, а на ноги что лучше надеть? Кроссовки? А толку? Намокнут сразу, неловко будет… Нет уж, лучше бабы-Симины остроносые галоши на ноги приспособить. Кстати, она их очень смешно называет – чуни…

Так, в чунях, в закатанных до колен джинсах да в старой телогрейке, что отыскалась в сарайчике, и выскочила на соседскую усадьбу, перемахнув через кургузый плетень. А из рукава телогрейки еще и кепка выпала – смешная такая, в клеточку, с круглым козырьком. Напялила ее на голову, поставила косу «на попа», и давай по лезвию бруском наяривать! Конечно, звук получился – не Пятый концерт Бетховена, вспорол скрежетом утреннюю тишину так, что забрехала собака в соседнем дворе. Ничего, собака потерпит. Тут дело поважнее, чем утренний собачий сон.