Между Ницше и Буддой: счастье, творчество и смысл жизни - Олег Цендровский

I.

Для человека естественно желание понимать и быть понятыми, со-переживать, со-страдать и со-радоваться, однако в здоровой системе потребностей оно занимает не столь уж большое место. Эмоционально-духовное одиночество приобретает преувеличенные масштабы, мучает и не знает удовлетворения под воздействием иных причин, не относящихся напрямую к нему самому. Антидот в этом случае носит троякий характер, и прежде всего, нужно разобраться, что действительно вызывает это болезненное состояние. Заняты ли мы пониманием и положительной трансформацией собственной психики, имеются ли у нас мощные центры притяжения творческой энергии в виде внутренних и внешних целей, соразмерных нашим возможностям? Если нет, то тяга к близости – это жульнический и обреченный способ увильнуть от преодоления морального одиночества. Стоит выправить перекошенную структуру своей жизни, вложив в это достаточный объём времени и усилий, как это чувство, ошибочно принимаемое нами за желание взаимопонимания и сопереживания, пойдёт на убыль и в конечном счете исчезнет. Одновременно это откроет возможности для отношений с другими людьми уже на новых и здоровых основаниях.

В современном мире, увы, мы наблюдаем стремительное усиление как раз пагубных форм тяги к чужой компании, отдаляющей от этой первостепенной задачи, и это происходит как в связи с ценностными сдвигами, так и по сугубо технологическим причинам. Под подушкой ночью, обнимаемый и лелеемый как драгоценнейшее из сокровищ, лежит смартфон. Ему отведено почетное место за обеденным столом, он же сопровождает человека на учебу, на работу, на концерт, на прогулку по лесу – даже в ванную комнату. Куда бы мы ни отправились, где бы мы ни находились, вместе со смартфоном Другие неотступно следуют за нами.

В этом чужом присутствии люди стараются укрыться от самих себя, от благого дискомфорта внутренней и уединенной работы, в ходе которой личность единственно получает шанс сформироваться, реализоваться, сбыться. Это бегство от формирующего нас одиночества, от напряжения, от свободы, от вопросов, что начинают возникать в голове, когда она ничем не отвлечена, от проблем, требующих формулировки и разрешения. Пройдите между рядами столиков в ресторанах и барах, взгляните на эти скучающие, а сейчас все чаще вперившие взгляд в экраны лица. Как трудно бывает поверить, что они действительно, взаправду хотят там быть. Даже их смех отдает какой-то тоскливой глухотой, как пустой бак; это кажется вынужденной мерой, принуждением к развлечению и зарыванием головы в песок.

Нельзя недооценивать опасность подобных поведенческих привычек. Избегающие уединения и до чрезмерности общительные люди (а этот диагноз весьма распространен) есть сплошная упущенная возможность – они будто не существуют на самом деле и производят впечатление призраков при сколь-нибудь близком знакомстве, как бы просвечивая насквозь. Время и энергия, которые следовало потратить, чтобы стать кем-то, чтобы познать себя, чтобы создать себя, оказались спущены по водостоку праздного чесания языком и совместного времяпрепровождения.

У них не хватает сердцевины, не хватает сути, хребта, индивидуальности, чего-то самого важного, что придает человеку плотность и осязаемость. От них веет вакуумом, холодной космической пустотой. Можно было бы назвать такое бегство от уединенности формой медленного самоубийства, но все куда хуже – это препятствие собственному рождению, растянувшийся на всю жизнь аборт.

В психологии личности одной из самых надежных и научно обоснованных характеристик является предложенная Карлом Юнгом пара интроверсия – экстраверсия. Интроверсия представляет собой склонность направлять свою психическую энергию вовнутрь: выраженные интроверты являются людьми творческими, интеллектуально развитыми, не очень общительными и обычно сильнее подвержены негативным эмоциям. Экстраверсия, напротив, есть склонность фокусировать свою психическую энергию вовне и потому порождает такие свойства, как тягу к компании других, социальную активность, установку на контакт с внешним миром и его преобразование, более положительное мироощущение. Каждый из нас находится где-то на этой оси, кроме того, в разные периоды жизни и под воздействием обстоятельств возможны перемещения по ней в обе стороны, обыкновенно на не очень большие расстояния.

Очевидно, что оба вышеназванных набора свойств важны для здорового развития как общества, так и индивида. Это не значит, однако, что они равноценны и должны присутствовать в равных объемах. Именно интровертивная часть психики ответственна за все достижения человеческой цивилизации, за любую форму личного роста и созидания, ибо они всегда вызревают внутри индивида. Факт этот столь очевиден, что сложно будет припомнить хоть одного мыслителя в истории человечества, который не отводил бы именно одиночеству и происходящей в нем внутренней работе первейшую роль. Даже те немногие, кто придавал фундаментальное значение интенсивному творческому диалогу (как, например, Сократ), никогда не брались отрицать необходимость творческого уединения и умения обособлять себя от праздного соприсутствия.

Одним словом, если нас интересует продуктивность, умственное и духовное развитие, богатство жизненного опыта в целом, тогда баланс психики должен быть хоть немного да смещен в сторону интроверсии. В сегодняшнем мире, однако, активнее всего транслируется противоположный идеал – идеал невротической общительности, склонность к которой усиливается как технологиями, так и массовой культурой. Это образ жизни из американской молодежной комедии, где люди весело отрываются с друзьями, путешествуют, делают карьеру, зарабатывают и тратят деньги, прожигая дни и годы и живя сугубо «внешней» жизнью.

Подобная бурная и кипучая активность является крайне обманчивой – по существу, она есть предельная форма бездействия, поскольку исключает высшие виды созидательной деятельности, рождающиеся из избегаемого ими внутреннего напряжения. Не стоит прельщаться и событийной насыщенностью потребительской экстраверсии – она такова лишь на картинке, за изнанкой коей стоит нерожденный и неудовлетворенный индивид. Он чувствует, что ему чего-то остро не хватает, и потому ищет новых развлечений, отвлечений и впечатлений. Поиски эти тщетны, ведь потребление никогда не дарит желанной осмысленности и полноты – они возможны лишь в творчестве, в том числе в работе над собственной личностью как его важнейшей форме. Творчество же нуждается в известной доле необщительности и в воле к периодам одиночества.

II.

Вторая по частоте причина, по которой люди тяготятся одиночеством, это надуманные ожидания касательно того, как должна выглядеть человеческая жизнь. Многие полагают, что обособленность и дистанция между индивидами есть неудачное стечение обстоятельств и потому – повод для сетований. Но вспомним проникновенные строки Олдоса Хаксли: она есть изначальный факт нашего существования, с той еще оговоркой, что факт это вовсе не досадный, ибо он лежит в основании всего, что принято считать прекрасным. Сокращение названной дистанции может быть лишь частичным, и всегда, когда это происходит всерьез, это редкий дар, за который пристойно было бы испытывать благодарность, а не воспринимать как норму; ею оно не является и, более того, не должно являться в наших же интересах.