Отражение. Зеркало отчаяния - Галина Гончарова

Но приходят все, кто сейчас у себя в имении.

Не из уважения к покойному, сдался он им, просто это возможность увидеться, посплетничать, поесть и выпить за чужой счет… На других посмотреть, себя показать.

Пятнадцать человек, собственно, аристократы и члены их семей.

А у них есть еще слуги, свита, охрана… и всех надо разместить, накормить, приставить временно к делу… скучать в такие моменты Лорене не приходилось.

Лорану и Силанте – тоже.

Мало все организовать, кто-то должен и занимать гостей. А потому Лоран героически взял на себя всех мужчин и дам постарше – на таких его обаяние действовало убийственно, а Силанта занялась молодежью, в количестве трех человек. Двух девушек и одного юноши.

Все – дети графа Ардонского, все вывезены явно напоказ…

К чести графа, за каждым из отпрысков давалось неплохое приданое. Но сами они были… не красавцы. Как и граф.

Невысокого роста, плотные, коренастые, с каштановыми волосами ржавого оттенка и карими глазами, болтливые и с резкими движениями, они очень напоминали стайку сорок.

Виконт тут же принялся ухаживать за Силантой. Та принимала знаки внимания снисходительно, не особенно отвечая на них.

Увы, виконт проигрывал и дядюшке, и капитану Сетону…

Силанта держалась героически, понимая, что мать задаст ей трепку, но все же после поминального ужина граф Ардонский попросил позволения увидеться с Лореной наедине, поговорить о делах.

Отказать возможным не представлялось, а потому герцогиня стерла хрустальную (ладно, чуть грязноватую от косметики) слезинку и сообщила, что она, глупая женщина, очень сильно страдает, потеряв своего любимого супруга. И без брата… нет-нет! Ни в коем разе!

Граф скривился, но спорить было бессмысленно. Брат – значит, брат…

* * *

Для этой встречи больше подошел кабинет герцога. Свой Лорена делала под себя – светловолосую красотку, и комната изобиловала розовыми, голубыми и золотистыми тонами. Красиво, уютно, совершенно не впечатляет.

Кабинет же Томора отличался сугубой практичностью и, по мнению Лорены, был отвратительно мрачным.

Панели из резного дуба, дубовый же паркет, тяжелая мебель – один здоровущий стол чего стоил, его вчетвером сдвинуть не могли, шкафы, которые, казалось, давили на посетителя…

Лорена тоже чувствовала себя некомфортно в этой обстановке, но она была хозяйкой… почти.

Граф Ардонский вошел, поклонился Лорене, дружелюбно кивнул Лорану и удобно расположился в кресле.

– Ваша светлость, я еще раз приношу вам свои соболезнования…

Лорена снова утерла слезинку. Да, она страдает… она не смогла выкинуть тело мужа на помойку! А так хотелось!

– Я так благодарна вам за поддержку в этот тяжелый миг моей жизни…

Граф разглядывал близнецов.

Хороши, сволочи, и прекрасно об этом знают.

Лоран – ожившая девичья мечта, только и успевай за соплячками своими смотреть. А то ведь бегают, дуры, вздыхают, шепчутся, глазками стреляют… хоть ты всю крапиву для вразумления оборви! Да по заднице, да покрепче!

И не объяснишь им, что смотреть надо ниже пояса, да, но – на кошелек, а не на то, что под штанами!

Любви, как показывал жизненный опыт графа, хватает обычно на год. Максимум – на два. Потом начинаются тяжелые будни, в которых хочется комфорта, уюта, покушать, одеться и поехать ко двору.

Так вот, от Рисойского можно было ждать только любви, но уж никак не всего остального.

Лоран не был богат, не был талантлив в чем-то вроде торговли, он не сберег, не приумножил полученное от предков, не приобрел своего, и даже приданое жены не сберег. Даже саму жену – и то…

Соответственно, у всех нормальных родителей он котировался где-то по уровню грязи. Много тут таких… на порядочных девушек с приданым.

Никто не спорит, Лоран красив, умен, его можно без опасения приглашать в любое общество, он украсит собой вечер, но выдать за него дочь? Никогда!

Лорена же…

Есть две категории продажных женщин. Одни берут деньги, вторые заключают брак. Лорену в обществе четко отнесли ко второй категории.

Ей не брезговали, отлично понимая, что выбора у девчонки не было, ее не презирали, ее даже уважали немного – молодец, удачно продалась, другим такое проделать не удается, но…

Осадочек оставался.

И кто ее знает, какая там у нее дочка будет…

Динон, конечно, намекал отцу, что может… да, может затащить Силанту на сеновал, но – к чему? Приданое у девчонки хорошее, но наследник графа может и на большее рассчитывать. Куда как на большее…

И граф закинул удочку.

– К сожалению, я не увидел Марию-Элену и не смог выразить ей свои соболезнования…

Лорена подобралась как кошка.

Намек она поняла мгновенно. Закружили, стервятники! Завертелись! Почуяли тухлятинку…

Фш-ш-ш-ш-ш!

– Моя дочь сейчас едет домой. – Лорена развела красивыми руками. – Она воспитывалась в монастыре, чтобы получить образование, приличествующее герцогессе, но, конечно, сейчас она вернется. Попрощается с отцом, переждет самое острое горе, а потом мы поедем в столицу.

– В столицу?

– Разумеется! – Теперь улыбалась Лорена. – Я должна устроить судьбу девочек. Представить их ко двору, выдать замуж… конечно, если бы нашелся подходящий молодой человек для Силли здесь, неподалеку, я была бы счастлива…

Теперь настала очередь графа ощетиниться.

Ну уж – нет!

Ни к чему ему такое в родне…

– Я слышал, Бенедикт Шарейский сейчас в трауре после потери жены?

Граф Шарейский также был соседом Домбрийских и неплохо знал Томора. Даже приятельствовал в свое время… лет десять назад. Вот уже лет восемь Шарейский не выезжал никуда из своего поместья – ноги отнялись. Переусердствовал с развлечениями и по пьяни вывалился из окна.

Лорена поджала губы. Намек она поняла – почему бы Силанте не построить свою жизнь так же, как ее матери? Продаваясь…

И ей это весьма не понравилось.

– Полагаю, в столице Силли найдет себе партию получше.

– Я тоже в это верю. Кстати, и я собираюсь вывозить детей в свет в этом году. Уже выписал модистку, учителя танцев, так что…

– Безусловно, мы будем рады воспользоваться вашим любезным предложением, – заверила Лорена.

– Я надеюсь, что вы мне напишете. Хотелось бы выразить свое сочувствие герцогессе…

* * *

Дверь закрылась подчеркнуто мягко.

Лорена в ярости схватила письменный прибор мужа… как же! Чернильница герцога была выполнена из золота и синего агата и весила столько, что женщина тут же уронила ее на стол.