К другому берегу - Евгения Перова

С позированием, как и предполагал Леший, ничего не вышло, и они занялись обустройством жизни: двигали мебель, кое-что выбрасывали, в общем, вили гнездо. Гнездо они вили в маленькой комнате, а в большой сделали Лёшке мастерскую, как он ни упирался.

– Нет, ты посмотри! – уговаривала его Марина. – Если в маленькой комнате делать, то там только ты с мольбертом, а больше ничего и не уместится! И ты наверняка распространишься в коридор, на кухню и в ванную! А так – все твое хозяйство будет в одной комнате.

– Мое хозяйство всегда при мне!

– Вот ты только об одном думаешь!

– А ты – нет?

– Лёшка! Прекрати!

В самый разгар перестановки позвонила Татьяна, которая уже умирала от любопытства, хотела знать, как дела у Лёшки с Мариной. Они как раз удачно застряли в дверях с диваном, поэтому Марина помчалась к телефону, радуясь передышке, а Лёшка рухнул на тот же диван.

– Лёш! Нас Кондратьевы на шашлыки зовут. В субботу. Поедем?

– На шашлыки. А то! Кто там, Татьяна? Пусть Серёгу позовет, я иду.

И поехали. Стояла настоящая золотая осень, ранняя в этом году – всего-то середина сентября. Увидев Лёшку с Мариной, Татьяна так и ахнула – они держались за руки и все время улыбались. Слава Богу! Она так переживала, чтобы у них все срослось. Сразу поняла, что они – пара, и вот, наконец! Даже Серёгу проняло: он тихонько сказал Татьяне, пока Лёшка отвлекся на Марину – впрочем, тот только и делал, что отвлекался:

– Тань, ты посмотри на Злотникова! Что с ним делается! Совсем крышу снесло у мужика!

– Влюбился, чего делается. Ну и молодец.

Лёшка начал валять дурака еще в вагоне – мест было мало, он посадил Марину на колени и всю дорогу потихоньку целовал ее за ухом, а она смущенно ежилась. Потом стало посвободней, но он Марину не пустил – сиди!

– Как вам не стыдно! – сказала наконец тетенька в зеленой беретке, уже давно сварливо поджимавшая губы. – Взрослые люди, а ведете себя так неприлично.

– А мы молодожены, нам можно.

Тетка ворчала всю дорогу, хотя Марина тут же от Лёшки сбежала. Потом он совсем разошелся, опьянев от одного только лесного воздуха, а когда добавились водочкой, и совсем захорошел.

– Ну что ты так орешь, Злотников! – сказала Татьяна. – И как ты его терпишь, Марин, просто не знаю. Я бы на второй день убила!

– Вот потому у нас с тобой ничего и не вышло! – Увидев выражение лица Татьяны, Леший тут же опомнился, но было поздно – Марина встала и ушла вниз, к реке.

– Какого черта ты язык распустил! – Татьяна покосилась на мужа, но Сергей увлекся шашлыками – мангал страшно дымил, и он плясал вокруг него, как сумасшедший индеец.

– А, ёж твою медь! – Леший подхватился и побежал за Мариной – она сидела на берегу, обняв колени и опустив голову.

– Не сиди на земле. Встань немедленно.

Увидев Лёшкино лицо, Марина тут же его обняла:

– Лёшечка, милый, со мной все в порядке, правда! Ты испугался, прости, прости. – Она, привстав на цыпочки, пыталась его поцеловать, а он отворачивался: он действительно ужасно испугался, что у нее начнется панический приступ. Да еще к реке пошла! Леший обхватил ее голову ладонями и, закричал, глядя ей в глаза:

– Что ж ты из меня душу-то вынимаешь?! Когда ты уже поймешь своей дурацкой головой, что я тебя люблю, а? Какого черта ты меня к прошлому ревнуешь? Ты вдумайся – это всё лет пятнадцать назад было! Пятнадцать лет!

– Лёшечка, ну не волнуйся ты так. Я все понимаю.

– Господи, что ты понимаешь! Ничего ты не понимаешь… Ну ладно. Пойдем-ка. – Он немножко успокоился и повел ее к большому бревну, под которым был след старого кострища. – Давай тут посидим, все посуше. Марин, мы же вроде уже один раз это обсуждали! Я не собираюсь перед тобой за свое прошлое оправдываться. Весело жил, да. Но я так расплатился – мало не показалось! Да и в чем оправдываться-то?! Я никого никогда не обманывал, ничего никому не обещал, никому жизнь не сломал. Ничего такого не было, о чем бы мог пожалеть или стыдиться. На то она и молодость, чтобы… перебеситься.

– Ну да, – печально сказала Марина. – Наверное.

– Я же тебя не спрашиваю, что там у тебя было, правильно? Было, да сплыло!

– А ты спроси! – Марина подняла на него глаза. – Спроси! И я тебе отвечу – ничего у меня не было! Понимаешь? Все, что было, – ты знаешь. И с кем – знаешь. А больше – ни-че-го!

– Подожди. – Он растерялся. – Как ничего? Тебе сколько лет-то было, когда ты с ним познакомилась?

– Двадцать пять. Да! Ты правильно понял! С ним первым поцеловалась, с ним первым переспала.

– И что, у тебя до двадцати пяти лет… ничего не было вообще? Ничего такого? Совсем?! Не знаю… Ни поцелуев под сиренью, ни прогулок под луной?!

– Ну не было! Не было.

Леший смотрел на нее в полной растерянности – сам он лишился невинности в шестнадцать, в спортивном лагере, с молодой медсестрой, которой как раз двадцать пять и было, а с девчонками встречался чуть не с двенадцати, но Марине он рассказывать об этом не собирался.

– Я не понимаю, как такое могло быть… Ты же красавица!

– Красавица? Лёш, да ты первый мне об этом сказал! Никто, никогда! Я же… Я застенчивая была! Боялась всего на свете! Отличница, зануда с косой, книжная моль, девочка в футляре! Меня так учитель литературы прозвал, я в него влюблена была, а он меня – девочкой в футляре…

– Ну! Влюблялась же!

– Влюблялась. Романтически и безответно. Лёш, если б ты мою маму знал, ты бы не удивлялся. Мне уже двадцать лет было, а я не могла домой позже десяти прийти! Какие мальчики, какие романы, жила как в монастыре, книжки читала, принца на белом коне ждала. Дождалась!

– Маленький мой! Да что ж такое…

– Ты вон Таньку свою спроси, она тебе расскажет, какие я номера откалывала!

– Марин, ну не надо – «свою»! Что ты, в самом деле?

– Она-то мою маму хорошо знала, работала с ней вместе в техникуме. Танька все хотела человека из меня сделать – в компании какие-то водила, в походы брала, а толку! За мной ребята пытались ухаживать – я шарахалась.

– Как же ты… с ним-то… не забоялась?

– Сама не знаю. Может, потому, что он взрослый.

– Взрослый! Он лет на пятнадцать тебя старше был? Может, ты в нем отца видела?

– Не знаю.

– Марин, а как же ты… ну, он же… или ты не знала?

– Что женат? Лёш, я такая дура была, ты не представляешь! Мне в голову прийти не могло, что взрослый мужчина будет за такой девочкой, как я, ухаживать, а у него жена и ребенок! Мне казалось, совесть должна быть.

– Горе ты мое луковое.

– И узнала-то случайно, когда уже… поздно было. Спросила, а он так ловко все повернул – да ты все знала, да не могла ты не знать! – а я слушаю, дура-дурой. Но я пыталась оправдания ему найти: не может ребенка оставить, все такое. В общем, обманывала себя, как могла.