Поколение А - Дуглас Коупленд

Может быть, по моим рассказам, у вас складывается впечатление, что мой папа – тупой и оторванный от реальности. На самом деле он совсем не такой. Хотя, мне кажется, он ожидал от меня более красочных и захватывающих рассказов о моем заключении на карантине.

– То есть ты сидел в этой комнате, а голос Джонни Халлидея задавал тебе вопросы? И все?!

– Мне дали снотворное, так что весь перелет в Швецию я проспал.

– А ты надолго в Женеву?

– Вообще-то я бы уехал в Париж прямо завтра. Пап, здесь так скучно. Тоска зеленая в крапинку.

– Жюльен, я думаю, тебе нужно вернуться в Сорбонну. Я разговаривал с вашим секретарем. Две недели назад. Тебе оформят академический отпуск. Задним числом. И ты сможешь вернуться в университет, несмотря на все пропуски. И скажи спасибо, что тебя не исключили. Если учесть, что тебя уже несколько месяцев не было на занятиях.

Ну вот, попался.

– Кстати, а почему тебя не было на занятиях?

– Меня засосал мир «World of Warcraft» и никак не хотел отпускать.

– Следующий семестр начинается через три недели – вот тогда ты и поедешь в Париж.

Мы сидели в гостиной. Дед смотрел телевизор. Там показывали Саманту. Как она вернулась в Новую Зеландию. Меня поразило, как она одета. Я почему-то не думал, что она одевается так вызывающе провокационно.

В Женеве у меня не было ни ноутбука, ни наладонника. Я хотел было засесть за отцовский комп, но папа завис на дискуссионных сайтах, посвященных полетам на Марс. В частности, на сайте, где обсуждали «колонизацию» Марса.

– Они что, действительно собираются отправлять космонавтов на Марс? – спросил я у папы. – Заранее зная, что те не вернутся? Это не освоение космоса. Это самоубийство.

– Нет. Это колонизация.

– Самоубийство.

– Они дождутся, когда прилетит следующая партия поселенцев. И так, постепенно, на Марсе возникнет цивилизация.

– И ты в это веришь?

– Да, верю!

От нечего делать я пошел прогуляться по чистым женевским улицам. Этот город создавал у меня стойкое ощущение, что на планете еще есть деньги. В садике у одного из домов я увидел женщину в туфлях на шпильках и в красивом переднике. Она занималась ручным опылением цветущей виноградной лозы. Низко над городом пролетел военный самолет. Я не мог вспомнить, какое сейчас время года. У газетного киоска мне встретилась троица удолбанных метамфетамином подростков. Они застыли на месте и уставились на меня, как на плакат, рекламирующий товар, который им явно не по карману. В старые добрые времена эти ребята сидели бы на героине, но маки вымерли вместе с пчелами.

Моя жизнь была уже как бы и не моей. Я перестал быть собой – таким, каким себя знал. И это было невыносимо. Но я знал, что мне делать: нужно связаться с Заком, Сэм, Дианой и Арджем.

* * *

На следующее утро отец заявил, что не хочет, чтобы у меня создалось впечатление, что он не верит в будущее Земли, потому что поддерживает программу колонизации Марса.

– Жюльен, я убежден, что у человечества есть надежда.

Для подтверждения этих слов отец решил сводить меня к себе на работу, в ЦЕРН. Я не гоняюсь за славой, как Зак, но я все же надеялся получить свою порцию внимания. Однако все получилось совсем не так, как оно мне представлялось. Ученые дяденьки, лучшие умы нашего времени, таращились на меня, словно пытались добраться рентгеновскими лучами до моей ДНК и узнать, не содержит ли она какие-то волшебные частицы, привлекающие пчел. До того, как меня ужалила пчела, я ни разу не видел ученого «вживую». А теперь только и делаю, что общаюсь с учеными. К счастью (или к несчастью), мой визит в ЦЕРН закончился плохо (или, наоборот, хорошо), так что в конечном итоге я оказался в Канаде.

Вот как все было: мы спустились к KMC. Двое папиных друзей работали там в аппаратной, расположенной в громадной подземной пещере, похожей на внутренности гигантского кондиционера. Пещера тянулась на 25 километров. Вы спросите: а что такое KMC? Да, я вот тоже не знал. Это компактный мюонный соленоид – стомегапиксельный цифровик весом 12,5 тонны, который делает трехмерные снимки столкновений частиц в Большом адронном коллайдере со скоростью 40 миллионов снимков в секунду. Есть вопросы?

Нас там было человек двадцать: мы с папой, несколько ученых и группа студентов политехнического института из Марселя. Взрослые спорили, где мы формально находимся: во Франции или в Швейцарии, – а студенты обсуждали хиггсовский бозон и свои коллекции марок и таращились на меня, как на какую-то диковинную зверюшку. Мне ужасно хотелось по-маленькому. Я потихонечку откололся от группы и свернул в какой-то боковой коридорчик, где вполне мог быть сортир. Я был в каске и в лабораторном халате – все, как положено. В общем, я напряженно искал сортир, и вдруг где-то поблизости грохнул взрыв. На пару секунд я оглох. Тряхнуло так, что со стен попадали таблицы и схемы. Коридор затянуло дымом, запах которого был совсем не похож на запах дыма. Повсюду ревели сирены пожарной тревоги. Я рванулся назад – туда, откуда пришел, – но стальная защитная дверь преградила мне путь. Прямо как в фильмах про Джеймса Бонда. И вот тогда я и понял, что обоссался. В прямом смысле слова.

Обоссаться в общественном месте! Что может быть унизительнее?! Пятно на штанах сразу бросается в глаза. Но что самое поганое: от тебя пахнет мочой. От людей не должно пахнуть мочой. Это неправильно.

Мне не хотелось, чтобы кто-то увидел мокрое пятно у меня на джинсах, поэтому я побежал в противоположную сторону и свернул в коридор, где вроде бы не было лабораторий, а были какие-то хозяйственные помещения. Во всяком случае, воздух здесь был попрохладнее и посвежее. Я прошел метров двести и увидел приоткрытую дверь. За дверью располагалось что-то похожее на классную комнату. Окон там не было – все это происходило глубоко под землей, – а были стулья, расставленные рядами, кафедра, демонстрационный экран и настенный телефон, который, как выяснилось, не работал. В дальнем конце комнаты была еще одна дверь. Но она не открывалась. Блин. Я хотел выйти обратно в коридор, но дверь, через которую я вошел в комнату, теперь была заперта.

На тот момент мои мокрые джинсы уже сделались липкими и холодными. Вентиляцию отключили, чтобы токсичные пары не распространились по всем помещениям подземного комплекса, и от меня ощутимо воняло.

Раздался еще один взрыв – уже не такой громкий, как первый. Свет замигал, но все-таки не погас. Наверное, большинство людей обосрались бы со страху, окажись они на моем месте – ощущения и вправду малоприятные. Как будто тебя похоронили заживо. Но я просто лег на пол и принялся размышлять об иронии судьбы: я опять оказался запертым в скучной комнате. В комнате скуки, как я ее называл.

У меня с собой была портативная игровая приставка, которую я нашел в бардачке у отца в машине – там, где оставил ее несколько лет назад. Где-то час я рубился в «Metal Gear Acid», потом задремал и проснулся от неприятного ощущения – ледяных влажных джинсов.