Война за веру - Марик Лернер

Я уходил от него по кругу, неизменно отбивая тяжелый клинок и дожидаясь, пока сам себя измотает. Невозможно долго продолжать в том же стиле. И я дождался. Палаш скользнул по моему клинку вбок, на мгновение открыв грудь, и я точным движением успел коснуться ее острием, прежде чем он поспешно отскочил.

Мы оба застыли, переводя дыхание. Апер тяжело хватал воздух, его морда блестела от пота. По моей спине тоже текли струйки пота. Все ж такой темп поддерживать непросто, и усталость после боя накладывалась на поединок. Но это уже не важно. Пусть рана не смертельная, но я его достал, и кровь идет не останавливаясь. Он станет слабеть, и все закончится достаточно быстро. Я оскалился и поднял клинок, переходя в наступление.

Парирование снизу вверх, укол в грудь, по ногам, заставив отскочить. Кружил как слепень возле быка, налетая и отскакивая, заставляя терять последние силы и не давая отдыха. Клинки столкнулись у его горла — отбил, но кровь течет, и он слабеет. Я ударил снова с максимальной быстротой, и он попятился, отмахиваясь. Второй выпад достиг цели, разрубив предплечье. Человеку я бы, пожалуй, отсек руку напрочь, но у этого не мускулы, а будто канаты. Кровь все равно хлынула рекой, и лапа стала бесполезной. Каким-то чудом он продолжал держать рукоять палаша и стоял прямо, а красный ручей тек по пальцам и капал на землю.

— Стервятникам будет чем закусить сегодня, — сказал ему на прощанье, — хрю-хрю апер. Прощай. — И рубанул как на тренировках.

Тело без головы не сразу осознало, что оно уже неживое. Потом колени подогнулись, и труп мягко опустился назад.

— Хороший бой, — сказал кто-то, похлопав по плечу.

— Молодец, — поддержал еще один.

— У тебя неплохие задатки.

В данный момент на одобрения было в высшей степени наплевать. Отринул всякие традиции гордого хлопанья по груди на манер гориллы и отошел, присев возле Бирюка. На удивление, тот оказался жив. Наши ружья огромного калибра. При попадании делают дырку величиной с кулак и все внутренности в кашу. После этого можно смело хоронить пострадавшего, не дожидаясь, пока дышать перестанет. Правда, попасть на приличном расстоянии достаточно сложно и опытному человеку, да и порох редок и дорог. Потому не особо часто встречаются, хотя в иных отношениях удобны. Это не лук, из которого тренироваться стрелять приходится с детства. Любую обезьяну можно научить нескольким последовательным действиям по ухаживанию за ружьем и готовности к открытию огня.

— Кажется, отходился, — сказал спокойно Бирюк, показывая на замотанную тряпкой ногу с большим пятном. — В кость угодило.

Ну, не в верхнюю часть бедра, а в нижнюю, почти рядом с коленом. Уже хорошо. Даже ходить сможет, пусть и придется отрезать.

Карк недовольно закричал и захлопал крыльями. Кажется, невозмутимость моего наставника больше напускная. Мне бы тоже не особо было приятно превратиться в калеку.

— Темно, — говорю и так понятное, — не получится вырезать пулю.

Драться при свете звезд и луны вполне нормально, а вот ковыряться в пулевом канале — увольте. Надо не просто вытащить все, включая возможные осколки кости, но и хорошо вычистить внутри от попавших обрывков одежды и мусора. Иначе горячка, и все равно могилы не избежать.

— Я потерплю, — кивнул понимающе все с тем же бесстрастным видом отдыхающего для собственного удовольствия. — Ты прямо сейчас обдери апера. Тщательно смотри. Он палил в меня не из ружья. Обязательно найди его паршивую игрушку. И голову прибери.

— Зачем мне эта падаль сдалась?

Печень попробовать не хочет подсказать? Я не стану! Свинья свиньей, но все ж разумный. Проще Гиене отдать для его Спутника.

— Дурак, что ли? — Он искренне удивился. — Вываришь и на стол череп поставишь. Любой гость станет оказывать максимальное уважение.

Еще бы предложил сделать чашу и пить из нее, как в балладах! Был бы у меня еще стол и дом, где его поставить. А вообще… Интересно, сколько такая штука может стоить?

Резня уже закончилась, и наши деловито стаскивали покойников в кучу, попутно раздевая их. Кое-кто уже шуровал в фургонах, выбрасывая оттуда имущество для общего разбора. Почему-то кирки, лопаты и тряпки. Видать, подвернулся обоз с хозяйственным добром, но куда им столько копательных инструментов? Не важно. Начиналась самая сложная процедура после окончания любого успешного боя или налета — дележ чужого добра.

Кроме меня, на глазах у многих благодаря аперу, устроившему поединок, все остальные получали равные доли. Правда, полагалось сверх обычного командиру отряда, пострадавшим в бою дополнительно, но обычно всего еще одна доля. Не больше. Поэтому в племенных столкновениях вместо сражений обычно происходили дуэли. Бойцы доказывали друг другу и всем окружающим, насколько они превосходят противника. Необязательно до смерти — главное, победа. И потери в боях чаще минимальны. Конечно, когда речь не идет о кровной мести.

Здесь и сейчас другой случай. Мы шли убивать и полностью выполнили задачу. А теперь особо уважаемые члены коллектива определят приблизительную стоимость, что очень непростое дело, когда в общий зачет идет все от лошади и огнестрельного оружия до последнего гвоздя и кувшина с брагой. Всегда найдутся недовольные, и в конце будем тянуть жребий, кому какая куча достанется. Потом желающие могут обменяться доставшимся добром или продать, но бегать с криком «мне» не положено.

По-любому не только для меня нынешний поход вышел крайне удачным. На каждого по фургону с лошадьми и не меньше двух трофейных ружей. Ощутимый жирный кусок при минимальных потерях. Кстати, сколько наших погибло? Надо проверить.

Подбираю не сильно далеко укатившуюся голову, проверяю клыки. Внушительно. С мой палец будут. Челюсть у него совсем не кабанья. Еще и острые почти все зубы. Интересно, насколько отличаются головы урсов и латранов? Медведь без шкуры очень похож на голого человека, неудивительно, что такое вышло. Но койот? Почему-то до наших мест они не добрались, и даже костей видеть не приходилось. Рисунки не в счет.

Присаживаюсь возле трупа, снимаю с себя рубаху и принимаюсь на нее складывать найденное. Вот этот предмет, похоже, маленькое ружье. О небо. Натуральный барабан. И здесь до револьвера додумались. И на поясе две кобуры. Обязательно потребовать потом второй, если не найду. Дуло воняет порохом, но не помню количество выстрелов. Может, занят был. О! А это уже совсем хорошо. В мешочке почти два десятка патронов под это оружие. И капсюли. Это я удачно прибарахлился.

— Твоя работа? — спросил Гиена, показывая принесенное ружье с наполовину разрубленным дулом.

— Не буду отрицать, — соглашаюсь, — кто-то меня пытался тыкать и некогда было разбираться, с зарядом или без.

— Покажи клинок! — попросил совсем не умоляющим тоном.

Без особой охоты достаю и протягиваю как положено, рукоятью вперед. Смотрит внимательно, крутя и пытаясь уловить оттенок. Отличить булатный клинок от обыкновенного стального несложно. Булат темен и невзрачен. Но еще на нем присутствует характерный узор. Опытный глаз моментально определяет сорт, качество и даже место производства. Попытался согнуть, получил искомое и уставился на меня с откровенным недоумением. Дело в том, что на моем отсутствуют стандартные признаки булата, а качество ничуть не хуже. Никто не позарится и не кинет вызов из желания завладеть обычной с виду вещью. Слоистый металл устойчивее к ударам и пробивным деформациям из-за повышенной вязкости.