Из тьмы - Елизавета Викторовна Харраби

что-нибудь. Поработаешь с нами, пару дел сделаешь, коробочки-пакетики-записочки доставишь куда надо, а там гляди, может, и отпустим.

Артемий затрясся и с благоговейной признательностью залепетал: «Да, конечно, всё что угодно». Крыса грохнул массивную ладонь ему на плечо:

— Наш человек! Крот, помнишь другого рыжего, из соседнего района?

— Который на Бурого работал?

— Ага. Вот он и напал, как считаешь?

— Да, мне тоже показалось, что это он был, а не Витькин сопляк.

Крыса нагнулся к мальчику и оскалился зловонной чёрной улыбкой: «Ну вот, вопрос решён. Жди звонка. А теперь вон из машины».

***

У Иры копились и копились секреты, которые невозможно было открыть Дане. С каждой новой трагедией она всё истеричнее хихикала и приговаривала: «Теперь меня точно лишат прав на опеку и посадят в тюрьму!» Но более всего её беспокоило, что Даня слишком часто твердил о доверии и искренности. Какая ему выгода ухаживать за нищей сиротой, окружённой подозрительными знакомыми? Кильман изо всех сил пытался добиться её расположения, и Ира начала подозревать, что он работает на коллекторов. Он упоминал о второй работе, но девушка не знала наверняка, взаправду ли Даня подрабатывает официантом в ресторане; при этом у Ириного ателье он ошивался часами, ожидая окончания её смены и провожая её до дома. Где он снимает квартиру, Ира до сих пор не имела понятия: Даня её ни разу не пригласил. А её адрес лжестудент узнал на вторую неделю знакомства. Его родственники якобы остались в Сургуте. С друзьями он девушку не знакомил. Ни его паспорта, ни диплома об образовании, ни водительских прав она не видела. Их «случайная» встреча на рынке, а потом такое же «неожиданное» столкновение в кафе — разве это похоже на судьбу? Это были чёткие указания, продиктованные Дане сверху, как вытрясти из неё деньги.

Даниил Кильман тоже устал. У него иссякли идеи, как найти подход к неприступной петербурженке. То её бросало в дрожь от определённых слов, то она внезапно сбегала со встречи, стоило ей услышать в телефоне чей-то мужской голос. Сколько он ни провожал её до парадной, Ира не решалась предлагать ему зайти в гости. После прощальных объятий она выталкивала Даню на улицу и резко хлопала дверью парадной. С опекаемыми детьми Ира не соглашалась его знакомить; кто знает, существовали ли они в реальности. Но Даниил продолжал игнорировать тревожные звоночки, слепо веря, что Ира не могла ему изменять. Он был убеждён, что доверие — это сила, а Ирина считала это глупейшей слабостью. Так они и жили в страхе: Ира боялась, что Даню подослали, чтобы втереться к девушке в доверие и потом сдать коллекторам, а Даня боялся, что Ира могла выдумать и бедность, и опеку над детьми, чтобы выпросить у него деньги или заставить снять ей квартиру, после чего скрыться с документами и наличными где-нибудь в Ленинградской области.

Как настоящий джентльмен Даниил из раза в раз проявлял инициативу и терпеливо ждал, что Ирина пойдёт ему навстречу. Вот он в третий раз заговорил с ней об их будущем; подгадал начало заката; они забрались на вершину холма и взялись за руки, точнее, он сжимал её трясущиеся ледяные ладони в своих.

— Ира, я всегда знал, что должен быть здесь, в Петербурге, хоть это и стоило мне слишком дорого. Мама боялась, что здесь меня будут окружать одни бандиты и наркоманы, что со мной что-нибудь случится, но я не боюсь. Я принадлежу этому городу точно так же, как и тебе. Доверься мне, и вместе мы докажем, что в этом городе нас может окружать лишь любовь.

Она слушала уже третью вариацию на тему этой серенады. Под аккомпанемент холодного ветра шуршащих листьев она раздумывала, какой дать ответ. Лучшим решением стало безразличное молчание. Даниил зашёл с другой стороны:

— У тебя непростая судьба. Я тоже о многом жалею. Но нельзя запрещать себе счастье.

Ира категорично замотала головой. Даня сдался:

— Прости, но я не могу так больше. Меня выматывает эта неизвестность, твоя скрытность и нежелание мне довериться. Это жестоко с моей стороны, но либо ты всё мне рассказываешь, либо я ухожу. Ухожу прямо сейчас и навсегда.

— Уходи, — вымолвила Ира. Даниил в ту же секунду поднялся с земли и быстрым шагом направился к выходу из парка.

— Прощай, — напоследок прошептал он.

Девушка закрыла лицо ладонями и опустила голову на колени. По щекам её лились горькие слёзы одиночества; она дрожала от рыданий, громко всхлипывая.

«Нет, меня никому не суждено полюбить, и виновата в этом я сама. Так мне и надо. Так и надо! Я не заслуживаю. Никакой я не памятник моему папе, а лишь безмолвная пресная тень, брошенная им в агонии и по ошибке, такая жалкая и такая скучная. Если ты не любишь себя, ты не способен полюбить других. Я себя терпеть не могу. Правильно Даня сделал, что ушёл и не успел меня полюбить. Он замечательный человек. А я паршивый человек. Благослови его Бог, а меня прокляни навек. Так мне и надо. Так и надо!»

— Последний шанс, — Ира услышала Данин голос.

Ирина, как ошпаренная, отпрянула от молодого человека.

— Нет!

Кильман сел рядом и пристально посмотрел ей в глаза.

— Я жду.

— Пожалуйста, не надо, — она продолжала в исступлении мотать головой, — я того не стою.

— Я жду, Ира, — повторил он. — Я считаю, что имею право знать.

Ира вздохнула:

— Ты прав. Ладно, мне больше нечего терять. Даже если ты окажешься одним из коллекторов или бандитом, мне уже всё равно. Надо учиться доверяться. Я расскажу тебе четыре факта о себе и своей жизни. После этого ты волен как остаться со мной, так и дать мне пощёчину и уйти навсегда.

— Хорошо. Я слушаю.

— Факт первый: я воровка. — Лицо юноши сразу же вытянулось, в глазах проскользнуло недоверие. Ира продолжила: — Это правда. Я ворую давно и довольно часто. Почти каждый день.

— А что ты крадёшь? — несмело спросил Даня.

Девушка проигнорировала его вопрос.

— Факт номер два. Я имею дело с бандитами. Такой вот простой факт, просто знай. Факт третий… — Девушка замялась, пытаясь лучше сформулировать предложение. — В общем, я часто не ночую дома. Порой я остаюсь на ночь у малознакомых людей и провожу время с ними. И ты должен знать, что каждый раз, когда я ночую у них, они пытаются залезть ко мне в трусы. Это у них такая плата за ночлег.

— Я не верю ни единому слову, — произнёс ошеломлённый юноша. На нём не было лица.

— Я могу продолжить?

Он