Полночные узы - Лара Эдриан

Данте не знал, что произошло.

Кошмарное видение смерти, которое преследовало его в снах,поразило неожиданно, как обжигающий солнечный свет. Но Данте не спал, оннаходился в сознании. В одно мгновение все ощущения притупились под натискомневыносимой боли. Раньше приступы случались только во сне, и никогда наяву, иони не были такими тяжелыми.

Данте помнил, что стоял рядом с Тесс и, глядя ей в глаза,внушал свои желания и вдруг оказался на полу, объятый пламенем. Огонь полыхалвокруг и душил едким черным дымом. Данте не мог пошевелиться. Он чувствовалсебя раздавленным и беспомощным.

Боль была невыносимой, как и отчаяние. Стыдясь собственнойслабости, Данте едва сдерживал крик смертельной муки.

В такие минуты ему оставалось только одно — терпеть имолиться, чтобы приступ поскорее прошел.

Он слышал голос Тесс, слышал, как она повторяет его имя,спрашивает, чем ему помочь, но он не мог ответить — в горле пересохло, рот былзабит пеплом. Данте ощущал ее искреннее сострадание и заботу, но хотел, чтобыТесс ушла и оставила его наедине со смертью.

Он почувствовал, как ее прохладные руки нежно касаются егоплеч, гладят напряженную спину, влажный лоб, волосы, окутывая белым покрываломпокоя.

— Все будет хорошо, Данте, — доносился откуда-то издалека еетихий голос. — Я помогу тебе. Все будет хорошо.

И возможно, впервые за всю свою долгую жизнь Данте поверил,что все действительно так и будет.

Данте открыл глаза, готовый ощутить адскую головную боль. Ноее не было, как не было и слабости, холодного пота или леденящего кровь страха.

Данте несколько раз моргнул и обвел взглядом белые плиткипотолка с выключенными флуоресцентными лампами. Стены были выкрашены всветло-серый цвет — странная обстановка. Данте лежал на небольшом диване,напротив располагался деревянный письменный стол, тускло освещенный настольнойлампой, стоявшей радом с компьютером.

Данте сделал глубокий вдох — никакого запаха дыма или гари,преследовавшего его в кошмарных видениях, лишь сладковато-терпкий нежныйаромат, от которого внутри становилось приятно и тепло. Данте провел руками попледу из овечьей шерсти, который укрывал его большое тело лишь до груди. Мягкийкремовый плед хранил ее аромат.

Тесс.

Он услышал легкий шорох, повернул голову и увидел, как онавошла в комнату. Белая медицинская куртка исчезла, Тесс выглядела очень мягкойи женственной в светло-зеленом расстегнутом кардигане поверх бежевоготрикотажного топа. Джинсы плотно облегали бедра, оставляя обнаженной тонкуюполоску живота. Она успела снять заколку, и теперь ее русые кудри небрежнониспадали на плечи.

— Привет, — сказала Тесс, наблюдая, как Данте сел и спустилноги на пол. — Ну как, тебе лучше?

— Да.

Голос прозвучал как сухой скрежет, но Данте чувствовал себяна удивление хорошо — отдохнувшим, спокойным, хотя обычно кошмар оставлял послесебя мучительную боль во всем теле и гадкое настроение. Данте провел языком позубам — клыки не увеличились. И зрение нормальное, значит, зрачки обычные и нетникаких видимых признаков его принадлежности к Роду вампиров. Если во время приступаони и проявились, то уже исчезли.

Данте встал и обнаружил, что его куртки и ботинок нет.

— А где мои вещи?

— Здесь, — ответила Тесс, указывая на стул у двери, наспинке которого аккуратно висела куртка, а рядом стояли кожаные, на воздушнойподушке «мартенсы». — А телефон на столе. Пару часов назад я его выключила.Надеюсь, ты не будешь сердиться. Он звонил без перерыва, а я не хотела, чтобытебя разбудили.

— Пару часов назад? А сейчас сколько?

— Почти час ночи.

Черт. Должно быть, звонили из бункера, чтобы выяснить, гдеего нелегкая носит. Лукан наверняка хотел получить объяснения.

— Между прочим, Гарвард тоже спит. Похоже, у него серьезныепроблемы. Я его накормила и дала антибиотики, чтобы он мог спокойно поспать. Онв клетке в собачьем боксе.

В первый момент Данте растерялся: откуда она знает агентаГарварда, с какой стати ему дали антибиотики и почему он спит в собачьейклетке? Но в следующее мгновение мозг Данте включился, и он вспомнил, чтопринес в клинику паршивого бездомного пса, чтобы завоевать расположение Тесс.

— Я намерена оставить его здесь до утра, если ты не против,— сказала Тесс. — А лучше — на пару дней, чтобы сделать все необходимые анализыи процедуры.

Данте кивнул:

— Хорошо, пусть остается.

Он окинул взглядом маленький уютный кабинет: в углунебольшой холодильник, на столе рядом с кофеваркой электрическая плитка. Повсей видимости, Тесс проводит в клинике очень много времени.

— Как я сюда попал? Кажется, я находился в другой комнате.

— Да, тебя скрутило в смотровой. Я помогла тебе встать идовела до своего кабинета. Я подумала, что здесь тебе будет удобнее. Ты былсовсем плох.

— Да. — Данте провел ладонями по лицу.

— У тебя был приступ?

— Да, что-то в этом роде.

— Это часто повторяется?

Данте пожал плечами, не видя смысла отрицать:

— Довольно часто.

Тесс подошла к дивану и села на подлокотник.

— У тебя на этот случай есть с собой какие-нибудь лекарства?Я не решилась залезть в твои карманы. Если тебе что-то надо...

— Я в порядке, — ответил Данте, изумляясь, что послеприступа, пожалуй самого сильного за последнее время, не испытывал ни боли, ниголовокружения, которые довольно долго и жестоко мучили его после пробуждения.Сейчас он чувствовал лишь некоторую вялость, обычную после крепкого сна. Дантедаже казалось, что чудовищного видения смерти не было вообще. — Ты мне давалакакое-то лекарство... или, может быть, делала что-то? Я ощущал твои руки наспине, а потом ты гладила меня по голове...

На мгновение лицо Тесс исказилось, будто ее охватила паника.Она испуганно моргнула и отвела взгляд:

— Если это поможет, у меня есть тайленол, я принесу тебеводы, чтобы запить.

Она встала.

— Тесс, — Данте поймал ее за запястье, — ты все это времяоставалась со мной?

— Конечно. Я же не могла бросить тебя одного в такомсостоянии.

На мгновение Данте представил, что она могла видеть,оказавшись рядом с ним в момент его борьбы с адским кошмаром. И она, крича отстраха, не убежала и сейчас смотрит на него без отвращения и ужаса в глазах.Возможно, присутствие Тесс каким-то образом остановило приступ? Ее руки былипрохладными и нежными, их прикосновения успокаивали.