Поцелуй аспида - Джулия Рокко

Я посмотрела на непрошеного жильца с благосклонным любопытством. Откликаясь на внимание, растение приветливо зашевелило листочками.

— Только, пожалуйста, на разрастайся по всему телу, — помня про зачатки разума, попросила я стража.

В ответ он разве что не кивнул и послушно вернулся на прежнее место. Думается мне, у этой малявки разума больше, чем у некоторых людей.

Лаэрн поставил меня на землю и я немного отошла от него, возвращая ясность мыслям. На самом деле, с момента моего странного приступа я ни разу не ощутила губительного давления его флёра. Зато само тело так хорошо помнило то сокрушительное удовольствие, которое мы разделили в момент нашей близости, что и безо всякого колдовского принуждения тянулось к нему так же, как океан тянется к луне.

Но на магическом страже сюрпризы не закончились.

Имея привычку в момент задумчивости или же растерянности перебирать собственные волосы, я перекинула через плечо собранные в высокий хвост пряди и обнаружила очередные изменения. Сразу стало понятно, отчего вдруг голове стало значительно тяжелее носить, казалось бы привычный, груз. Моя обычная длина никогда не опускалась ниже середины спины, а тут вдруг увеличилась раза в два, при этом став значительно гуще и довольно кардинально изменив цвет.

— Почему они, мать вашу, розовые?! — плохо представляя себя в этой масти, предъявила я претензию в общем-то ни в чем невиноватому фейцу.

— Не целиком, — совсем не утешил меня мужчина.

— В каком смысле? Я что, пятнистая?!

Не надеясь на достоверное описание своей новой внешности и опасаясь, что Чары Инмира припасли для меня еще какой-нибудь подвох, я полезла в чемодан за косметичкой, в которой, разумеется, имелось зеркало.

По счастью, всё оказалось лучше, чем я могла бы предположить. А если говорить откровенно — магии Высоких Холмов, как стилисту, можно было ставить твердое «отлично». У корней я по-прежнему была темноволосой, с той лишь разницей, что теперь общий тон уходил в мягкий пепел. Затем волосы плавно светлели, ближе к концам становясь жемчужно-розового цвета. На щеках цвел нежный румянец, глаза мягко сияли всеми оттенками голубого. Мое превращение в фейскую полукровку, похоже, стало окончательным. Я перевела вопросительный взгляд на Лаэрна.

— Твоя красота поразит даже самых взыскательных, — ответил сид на не произнесенный вслух вопрос.

Он говорил убежденно, ни секунды не сомневаясь в своей правоте. Ещё никогда я не чувствовала себя такой красивой и желанной. Может, это светилось в его глазах, хотя с виду, он ни чем не выдавал своих чувств, по-прежнему олицетворяя образ идеального, лишенного сантиментов воина. А может, я просто это знала, угадывая его эмоции и мысли, словно далекое эхо.

Луг оказался очень большим. Я успела устать, пока мы шли вперед, удаляясь от места прибытия с целью выйти на дорожную развилку. Она находилась сразу за лугом и очень напоминала сказочное перепутье, которое так часто встречается в русских былинах. И даже камень имелся, вот только вместо знаменитого «Прямо пойдешь…» наличествовали непонятные знаки. Как пояснил Лаэрн, Меч, пронзающий щит — означал Железный Двор и вела к нему дорога, что поворачивала направо. Прямая грунтовая лента вела в Темный двор и обозначался он клубком змей, выползающих из сосуда. Налево лежал путь ко двору Света и Соли и там же, но чуть южнее, находился Двор Ветра и Грома. Их ещё называли Светлый и Сумеречный. Светлый Двор изображался короной и глазом, источающим слезы, а Сумеречный — трехрогой горной вершиной с опрокинутым полумесяцем и восьмиконечной звездой в его колыбели.

Мы свернули направо. Верный чемоданчик бодро катился по утрамбованной дороге. Однако уйти нам удалось совсем недалеко. Вдруг, по непонятной причине, всё внутри меня стянулось в тугой узел и закаменело. Я резко затормозила, прижав руку к горлу.

— В чем дело?

Шедший немного впереди Лаэрн тут же остановился и посмотрел на меня.

— Я не знаю, — просипела в ответ.

Голосовые связки, как и мышцы шеи, словно одеревенели от ужаса. Очень глубокого и первобытного, вдвойне непереносимого, так как было совершенно неясно, что именно его порождало.

Осмотревшись вокруг, я не обнаружила ни единой причины для столь бурной реакции. По бокам от дороги шли голые степи. Где-то на горизонте виднелся лес и по-прежнему повсюду царило полнейшее безлюдье. Если так, конечно, можно сказать о фейри.

Но в груди всё отчетливее крепло чувство, что идти мне следует совсем в другом направлении. Я оглянулась назад, где все еще были хорошо видны и камень, и разбегающиеся от него пути. Зафиксирован свой взгляд поочередно на каждом и прислушавшись к себе, я вдруг поняла.

— Мне обязательно нужно попасть в Темный Двор!

— Это верная смерть. Темный Двор — последнее место в обоих мирах, где тебе нужно оказаться.

— Нет, — впадая в подобие легкого транса, упрямо повторила я, — мне нужно туда! Иначе случится нечто непоправимое. Он не скажет. А она не перестанет спрашивать.

Я не до конца понимала, что несу. Знала лишь, что каждое слово — правда. И боль и ужас, что сейчас заполняли сознание до краев, были не мои, но отчего-то эти страдания я переживала как свои собственные. На автопилоте я развернулась и зашагала обратно. К камню.

Жесткая мужская ладонь осторожно, но решительно обхватила моё предплечье, и я остановилась.

— Отпусти меня!

— Нет. Поверь, ты не готова столкнуться с Умбрией и её пристрастием к извращенным играм.

— Но я должна. — Слезы градом покатились из глаз.

От мысли, что могу не откликнулся на отчаянную беззвучную мольбу, волосы вставали дыбом. Решимость следовать туда, куда меня зовет кто-то невидимый, наверное, отразилась на лице. Лаэрн в раздражении поджал губы, а затем резко распахнул крылья и, схватив меня в охапку, взмыл в небо. Подобный маневр получше звонкой пощечины развеял оковы колдовского транса, и я обиженно заверещала, осознав, что мой чудесный и такой необходимый чемоданчик, остался валяться внизу, в дорожной пыли.

Ни Высший, ни я, не заметили, как в том месте, куда упали капли моих слез, проросли бурые побеги. Из них вышли скороспелые бутоны, которые тут же пышно расцвели, переливаясь всеми оттенками золотого и малинового.

Впервые за тысячу лет в Инмире распустилась аврория — ценнейший и, казалось, навсегда утраченный «цветок зари». 

Чем дальше мы удалялись от перепутья, тем слабее я ощущала парализующий всякое критическое мышление призыв. Злость и обида на Лаэрна за то, что он игнорировал моё мнение, и за потерянное по его вине имущество росли и крепли, превращаясь в молчаливую отстраненность. Кричать и ругаться все равно не было смысла. Феец стоически не реагировал на любые провокации. Даже окончательно покоривший девичье сердце вьюн, который довольно болезненно жалил твердолобого сида в ответ на сильные эмоции своей хозяйки, оказался не способен заставить этого чуждого компромиссов мужика повернуть обратно.