Опасная профессия - Жорес Александрович Медведев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В итоге 114 академиков из 137 участвовавших в голосовании проголосовали против Нуждина, хотя все участники общего собрания знали, что его кандидатура была ранее одобрена в ЦК КПСС и успешно прошла через Отделение биологии, и на общем собрании АН СССР присутствовал секретарь ЦК КПСС Л. Ф. Ильичев. Это означало, что перевес голосов против Нуждина обеспечили в основном физики, химики, астрономы, математики и представители других точных наук. Непокорность академиков оказалась совершенно новым явлением в жизни страны, вызовом руководству КПСС и прежде всего политике Хрущева.
В начале июля, взяв отпуск сразу за два года, я с семейством уехал отдыхать в Крым в Никитский ботанический сад. Во время отдыха газет почти не читал, а, возвращаясь 29 августа через Москву в Обнинск, перед посадкой на электричку на Киевском вокзале заглянул в газетный киоск. Было уже поздно, на прилавке осталась лишь «Сельская жизнь», которую москвичи обычно не покупают. Развернув ее в вагоне, сразу увидел большую статью президента ВАСХНИЛ М. А. Ольшанского «Против дезинформации и клеветы». Начав читать, быстро обнаружил, что речь в ней идет в основном о моей рукописи «Биологическая наука и культ личности» (название которой Ольшанский не приводил):
«В последнее время ходит по рукам составленная Ж. Медведевым объемистая “записка”, полная грязных измышлений о нашей биологической науке… В высокомерно-издевательской форме он походя “ниспровергает” теоретические основы мичуринской биологии… автор прибег к политической клевете, что не может не вызвать гнева и возмущения… Ж. Медведев доходит до чудовищных утверждений, будто бы ученые мичуринского направления повинны в репрессиях, которым подвергались некоторые работники науки… Политическая спекуляция Ж. Медведева производит впечатление на некоторых малосведущих и не в меру простодушных лиц. Чем иначе можно объяснить, что на одном из собраний Академии наук СССР академик А. Д. Сахаров, инженер по специальности, допустил в своем публичном выступлении весьма далекий от науки оскорбительный выпад против ученых…»
И далее Ольшанский заявлял: «…пришло время, чтобы Ж. Медведев ответил перед судом за распространение клеветы».
Приступив к работе в лаборатории, я быстро почувствовал, что отношение ко мне партийной организации и администрации института изменилось. Сначала зашел ко мне парторг отдела Б., чтобы «поговорить по-дружески» о том, что я «ставлю всех в трудное положение». Затем последовал вызов на партбюро для объяснений. Столь быстрая реакция на статью в «Сельской жизни» была непонятна. Лишь через много лет из изданной в Ленинграде книги «Репрессированная наука» (1991) я узнал, что Ольшанский еще 14 июля написал для Хрущева «Докладную записку» с объяснениями:
«В связи с выступлением академика А. Д. Сахарова на сессии Академии наук СССР считаю своим долгом довести до Вашего сведения… Многие противники Лысенко пользуются недостойным приемом – клеветой… Более двух лет распространяется перепечатываемая на машинке объемом в 210 страниц книга Ж. Медведева “Культ личности и биологическая наука” – ворох грязных клеветнических выпадов, имеющих целью скомпрометировать Т. Д. Лысенко как ученого, гражданина, человека. В числе других обвинений здесь на десятках страниц муссируется клевета о виновности Т. Д. Лысенко в гибели академика Н. И. Вавилова и ряда других советских ученых… Лысенко угнетен и обескуражен. Ни один голос на сессии Академии не раздался в его защиту, он вынужден был сам заявить на сессии Академии, что он не преступник, что он честный человек. Где же найти защиту от гнусной, оскорбительной, с грязью смешивающей достоинство советского человека клеветы? Ведь есть же Закон, ограждающий советского человека. Почему же он не распространяется на академика Т. Д. Лысенко?»
«Докладная записка» Ольшанского вызвала гнев Хрущева. Президент АН СССР М. В. Келдыш был приглашен к нему для объяснений. Потребовали объяснительную записку в ЦК КПСС и от академика Сахарова. Он написал ее в резкой форме, чем вызвал еще большее раздражение Хрущева. Были созданы комиссии по проверке деятельности Академии и отдельно для проверки Института физико-химической биологии, который возглавлял академик В. А. Энгельгардт. Естественно, какие-то директивы поступили и в АМН СССР, и в Калужский обком в отношении Ж. А. Медведева.
Однако для Хрущева в то время главной проблемой был плохой урожай по всей стране. В 1963 году сильный неурожай привел к необходимости, впервые в истории СССР, закупок зерна в США и в других странах, вплоть до Австралии, причем с оплатой из золотого запаса. Повторение этого в 1964 году становилось угрозой для самого Хрущева. Проехав по стране, он решил, что необходима новая реорганизация. Написав проект доклада о перестройке всей сельскохозяйственной отрасли СССР, Хрущев уехал в Крым для осмотра импортных птицефабрик, а оттуда в Пицунду. Там у них с Микояном были дачи в реликтовом сосновом лесу на берегу Черного моря. Морской воздух, смешанный с испарениями хвои и смол, оказался целебной комбинацией, и правительственные дачи отгородили бетонным забором от остальных отдыхающих, захватив большую часть этого уникального леса-заповедника. В своем проекте Хрущев предлагал ликвидировать Министерство сельского хозяйства и заменить его двенадцатью Государственными комитетами по отраслям: животноводству, птицеводству, производству зерна, по техническим культурам, химизации и т. д. Проект был разослан не только членам Президиума ЦК КПСС, но и всем секретарям обкомов.
Я ожидал, что статья Ольшанского в «Сельской жизни» приведет к письмам и телефонным звонкам домой или в институт от генетиков и других ученых, готовых выступить в мою защиту. Но ни звонков, ни писем в первую неделю после моего возвращения не было. Лишь 5 сентября я обнаружил в почтовом ящике письмо без обратного адреса, отправленное, судя по штампу, из Рязани. Распечатав конверт, с удивлением и радостью обнаружил: от Солженицына.
«Многоуважаемый Жорес Александрович! – писал Александр Исаевич. – Этим летом я прочел Ваши “Очерки”. За много лет буквально не помню книги, которая так бы меня захватила и взволновала, как эта Ваша. Ее искренность, убедительность, простота, верность построения и верно выбранный тон – выше всяких похвал. О современности ее нечего и говорить. Я знаю, что многих читателей она очень волнует, хотя бы они были далеки от биологии… Ваша книга состоит из одних неопровержимостей, и тот суд, который приемчиками старого времени накликает Ольшанский, будь он широкий и гласный, – на его же голову и обрушится…»
В конце письма был и обратный адрес: г. Рязань, 1-й Касьяновский пер., 12, кв. 3.
Андрей Дмитриевич Сахаров
В начале сентября мне позвонил профессор Б. Л. Астауров, с которым я был хорошо знаком, и передал, что со мной хотел бы встретиться