Из тьмы - Елизавета Викторовна Харраби

фамилия отца и более-менее звучное имя (а первая часть имени — обязательно библейское «Джоанна», чтобы переложить материнские обязанности сразу на Бога, который разбирался в воспитании лучше, чем Лана), и на этом её забота о дочери исчерпалась.

На четвёртую годовщину побега Фэйн расщедрилась и приобрела дозу героина, дабы угостить сожителя. Чарли, увидев страшную грязную иглу, испуганно затрясся и в тот день зарёкся принимать какие-либо лекарства, даже свои. Они у него и так давно кончились. Лана пожала плечами и пустила по вене долгожданный экстаз. Теперь у неё была весомая причина, чтобы не возиться с голодным ревущим ребёнком. Конечно, подсознательно, на уровне материнского инстинкта Адалана боялась за дочь, когда Чарльз в порыве гнева грозился расчленить её и закопать на пустыре, но в мирное время женщина старалась контактировать с Джоанной как можно меньше. Чарли и сам любил играть с дочерью в перерывах между приступами острого бреда. Вместо игрушек он приносил домой дохлых крыс и тараканов, желая порадовать маленькую Джо, но Лана зачем-то поднимала крик и уводила дочь на кухню, истерично повизгивая: «Джо, малышка, не смотри, закрой глаза!» Чарли сильно расстраивался, когда Лана лишала его возможности поиграть с дочерью в «крысоферму».

— Ты больной, Чес, ты реально чокнутый! — срывалась она на паренька каждый раз, как запирала дочь на кухне, подальше от Клеменса, где её подкармливали соседи.

Чарли искренне не понимал, что делал не так. Лана ему казалась самым странным существом на планете. Но Фэйн за собой странностей не замечала. Ей думалось, проблема была исключительно в её сожителе-шизофренике. Она не находила чудаковатым то, как постукивает пальцами по паркету или как забинтовывает талию туалетной бумагой, чтобы казаться стройнее. Она ведь модель, это её профессиональный долг. Обычным делом была и стирка зубочисток, а затем вилок и ложек в стиральной машине. Было обидно, когда её чуть за это не выселили: Лана нашла гениальное решение, как сэкономить на посудомойке, а её отругали, словно ребёнка. «Если бы машинка не сломалась, после тарелок можно было бы искупать там малышку Джо», — сокрушалась Лана. Мысли об упущенных возможностях она обычно развеивала в любимом пабе за углом. Фэйн ужинала там каждую пятницу. Чес в это время обыкновенно сидел на кухонном полу и лепил куличи из пыли и стирального порошка. Из дома он почти не выходил. Лана пользовалась этим по полной. Она ни разу ещё не преминула ускользнуть от Чарли на улицу, чтобы повеселиться. В одну из пятниц, проведённых в пабе, Лана познакомилась с приятным, хорошо одетым русским вдовцом, который непонятно что забыл в таком похабном заведении. Мужчина представился Владимиром Дивановским, угостил Лану мартини, и девушка разрешила ему потрогать себя за грудь. Пропустив по два стакана джина, они уединились в туалете. Русский вдовец оказался чертовски хорош. Лане захотелось увидеть его вновь.

— Я бываю здесь каждую пятницу. Заходи, ещё поболтаем, красавчик, — на прощание она впилась языком в его шею, чтобы наутро засос напомнил Владимиру о недавней встрече.

Через неделю он явился вновь. Адалана ждала его во всеоружии, закинув одну ногу на другую и попивая вермут. На этот раз мужчина овладел ею на заднем сиденье арендованного Ford’а.

Третью пятницу провели в мотеле.

На четвёртом свидании Владимир заметил у Ланы новые синяки и изъявил желание выслушать историю её жизни.

— Ты слишком красивая, чтобы быть счастливой, — сказал он на неплохом английском, — тебе есть что поведать.

— Не твоё дело, — расхохоталась зарёванная англичанка. — Спасибо за коктейль.

Девушка спрыгнула с барного стула и натянула на бёдра задравшуюся джинсовую юбку. Прежде, чем она ушла, Владимир вручил ей визитную карточку. Он сказал, что пробудет в Лондоне ещё неделю вместе со своей шестнадцатилетней дочерью, и заверил, что в течение этого времени Лана может круглые сутки обращаться к нему за помощью.

— Надо же, какая забота, — подколола Лана, — если я захочу потрахаться, мне есть кого вызвать по телефону помимо тебя.

Из вежливости она сунула визитку в карман юбки.

Номер Владимира понадобился ей через три дня, когда у Чеса снова случился припадок. Сначала он, как обычно, распластался на полу и испускал фонтан пены изо рта, но потом вдруг вскочил, набросился на Лану, сломал ей руку и чуть не засунул ей в рот крысиный хвост с криками: «Давай поиграем в крысоферму!» Лана отбивалась, как могла. Улучив момент, она вырвалась и ударила шизофреника ногой в живот. Мальчик заскулил и успокоился на мгновение, схватившись за тощее пузо, и Фэйн выбежала в коридор. Она посадила Джоанну в ванну, попросив соседей-наркоманов присмотреть за ней (она доверяла им, потому что те не принимали героин, а лишь баловались травой, а это не считалось), вышла на улицу и набрала номер Владимира Дивановского. Мужчина словно караулил её круглые сутки. Он прибыл в паб через две минуты. Женщина, даже не поздоровавшись, сразу перешла к делу и попросила у него денег в долг.

— Мне нужно уехать на время, ты сказал, что поможешь, — быстро пояснила она.

Владимир прервал Лану поднятой ладонью и пригласил её сесть за столик у окна. Лана прошмыгнула к скамейке и нетерпеливо ждала, пока русский вдовец усядется напротив. Владимир Дивановский медленно, скорее для вида, просмотрел брошюру с напитками, особенно не вчитываясь. Адалана ёрзала на скамейке.

— Здесь нет официантов, надо самим к барной стойке подходить.

— Кому как, — небрежно бросил Владимир. Через секунду к их столику подскочил бармен, и Дивановский попросил две пинты сидра. Затем он повернулся к Адалане: — Ни к чему торопиться. Расслабься. Расскажи, что произошло.

Лана раздражённо вздохнула, обняв левой рукой обездвиженную ноющую правую. Хорошо, что из-за препаратов её мозг работал медленно и лениво, потому не успел ощутить невыносимо острую боль.

— В общем, мой парень…

Она прикинула, что терять ей нечего, и рассказала Владимиру всё. Ей некому было выговориться, и она вновь решила — как это было с Чарли, — что первому встречному можно доверить даже больше, чем себе самому. Владимир слушал женщину не перебивая. Лана Фэйн спокойно поведала о сломанной руке, о лечебнице, выставив себя жертвой обстоятельств, о знакомстве с Чарли, о бедной жизни и о дочери, умолчав лишь о барыгах, крысах и стиральной машинке. Ей трудно было определить, о чём в приличном обществе уместно и неуместно говорить на свидании, поэтому на всякий случай оставила пару секретов на десерт. Владимиру было достаточно.

— Ты сумасшедшая, — отрешённо заключил Дивановский, осушил пинту сидра и, подумав с минуту, произнёс: — И меня заодно с ума свела. Я ночами не спал, ни о ком не