Лев мисс Мэри - Эрнест Хемингуэй

– Почему? Из-за пьянства?

– Мой брат знает, что я не пьяница. Меня не пускаютиз-за пристрастного ко мне отношения. Старое недоразумение.

– Как поживает вдова?

– Ее нет уже три дня. Теперь в шамбе забыли о морали.Она уехала в Лойтокиток и до сих пор не вернулась. Брат мой, не найдется ли утебя немного волшебного лекарства, о котором в «Ридерс дайджест» писали, чтооно возвращает человеку силу молодости?

– Есть такое средство. Но у меня его нет.

– Если бы мне удалось достать его, я бы сначала выпилсам, потом узнал его секрет, стал бы торговать им и разбогател.

– А рог носорога не годится?

– Сначала нужно отделить его от носорога, а это труднои опасно. Я верный осведомитель департамента охоты и ни за что не пойду на это.Убивать носорога незаконно, кроме того, очень дорого и, к сожалению, каквыяснилось, бесполезно.

– Я не знал. Китайцы покупают рог.

– Должно быть, им известен какой-то секрет, –сказал он. – Они очень скрытный народ. Но поверьте вашему преданномуосведомителю, это бесполезно.

– Очень жаль.

– Да, брат мой. Прискорбно.

– Папа, мы когда-нибудь поедем? – Мисс Мэрипозвала меня из нашей палатки. – Все готовы и ждут только тебя.

– Сейчас иду, – отозвался я.

– Хотелось бы поскорее, – сказала она. –Попусту растрачиваем утро.

– Неси все в машину.

– Брат мой, раз нет лекарства и тебе пора ехать, непредложишь ли ты мне чего-нибудь выпить?

– В лечебных целях и по долгу службы?

– Конечно. Иначе я бы не согласился.

– А я бы не дал, – сказал я. – Наливай сам.Реджинальд налил себе стакан и выпил. Плечи его распрямились, и он как бы дажепомолодел.

– Завтра я добуду больше информации, брат мой, –сказал он. – Мое почтение госпоже.

Он официально поклонился и вышел. Я отправился к охотничьеймашине.

У каждого есть свои таинственные страны, которые мы придумываемсебе в детстве. Порой во сне мы вспоминаем о них или даже отправляемся туда впутешествие. Ночью страны эти почти столь же прекрасны, как в детстве. Но этолишь если тебе повезло, и ты увидел их во сне.

В Африке, когда мы жили на небольшой равнине, в тенивысокого терновника на краю топи, у подножия огромной горы, у нас тоже былитакие страны. Мы уже повзрослели физически, но во многих отношениях, я уверен,все еще оставались детьми…

В то время у нас с Мэри была одна великая таинственнаястрана – холмы Чиулус. С. Д. называл ее краем, где не ступала нога белойженщины, в том числе и мисс Мэри. Изо дня в день мы видели Чиулус, далекие,голубые, с классическим изломом вершин, какой бывает только у манящих до боли всердце холмов. Мы предприняли несколько безуспешных и комических попытокдобраться до них. Из-за непроходимой топи и скопления застывших глыб лавы,перекрывших все окольные пути, добраться к холмам, по крайней мере теперь, намоказалось не под силу. Взамен Мэри почему-то выбрала район, где водилисьгеренук,[7] а я – Лойтокиток, в 14 милях вверх по склонуКилиманджаро, неподалеку от границы колонии… Мэри тоже удивлялась моему выбору,пока сама не побывала там…

Ночью я несколько раз слышал ворчание какого-то льва,вышедшего поохотиться. Мисс Мэри крепко спала, и дыхание ее было ровным. Я неспал и думал о разном, в основном о том, скольким мы с Мэри обязаны Старику, С.Д., департаменту охоты и всем остальным.

Что касается мисс Мэри, то меня беспокоил только ее рост –пять футов и два дюйма – ненамного выше высокой травы и кустарника. Пожалуй, ейне следует надевать свитер, каким бы холодным ни было утро, так как прикладманлихера слишком длинен для нее и, если плечи укутаны, поднимая ружье, онаможет непроизвольно спустить курок. Я не спал и думал обо всем этом, и еще ольве мисс Мэри, и о том, как поступил бы Старик, и о его недавней ошибке, и отом, сколько раз, охотясь на львов, он оказывался прав. Наверняка это бывалочаще, чем мне просто доводилось видеть льва.

Позже, еще до наступления рассвета, когда первый утреннийветерок перебирал подернутые серой золой угли костра, я натянул высокиеботинки, накинул халат и пошел будить Нгуи в его походной палатке.

Он проснулся в мрачном настроении, и я вспомнил, что онникогда не улыбался до восхода солнца, и порой ему требовалось несколько часов,чтобы вернуться из дальнего далека, где он побывал во сне.

Стоя возле потухшего костра, мы обменялись несколькимифразами.

– Ты слышал льва?

– Ндио, бвана.

Ответ был вежливый, но в то же время грубый, мы оба зналиэто. «Ндио, бвана» – фраза, которой африканец всегда отвечает на вопрос белогочеловека, когда хочет отделаться от него и одновременно сохранить рамкиприличия.

– Сколько львов ты слышал?

– Одного.

– М`узури, – сказал я, давая понять, что так-тооно лучше и он не обманул, сказав, что слышал льва. Он сплюнул, понюхал табак ипредложил мне. Я взял щепотку и положил под верхнюю губу.

– Это был большой лев Мемсаиб? – спросил я,почувствовав на десне восхитительное острое пощипывание табака.

– Хапана, – ответил он. Это означало абсолютное отрицание.

– Ты уверен? – спросил я.

– Уверен, – сказал он по-английски.

– Куда же он девался?

– Кто знает?

Услышав наши голоса, проснулся повар, а за ним и все, ктопостарше и у кого чуткий сон.

– Дай нам чаю, – сказал я Муэнди и поздоровался сним и со всеми, кто проснулся.

– Мы с тобой пойдем и проверим, где лев пересекпроложенную машиной колею, – сказал я Нгуи.

– Я сам пойду, – сказал Нгуи. – Вы можетеодеваться.

– Сначала выпей чай.

– Не стоит. Чай потом. Это молодой лев.

– Принеси завтрак, – сказал я повару. Он встал ввеселом расположении духа и подмигнул мне.

– Пига симба, – сказал он, – мы приготовимльва на ужин.