Ювенилия Дюбуа - Николай Александрович Гиливеря

это время он был безумно талантлив. Ах, если бы раньше; если бы он знал, на что способен! Каждый может прозреть с горечью поняв очевидное, что общество со своими правилами пытается сохранить втайне элементарную идею всепоглощающей бессмысленности существования. Нет адвокатов. Нет любви. Нет языка. Нет счастливого конца. Есть только роли, которые выбирают, чтобы не сойти с ума. Или выбирают потому, что их сломали в детстве такие же дефективные.

Безусловно, очень страшно окунуться в изгнание, но с приобретением опыта будут открываться истинные блага.

24

Напролом синицею влетаю

в перегруженный автобус грузных лиц.

И перегаром надышавшись впору,

прослушиваю глупость телефона.

(как мне расслышать или как перестать жалеть?)

На остановке преображаюсь в скользкий шар –

белая ворона снобизма.

Я для нищих всего лишь незаметный острец.

(как не перестать быть таким, оставив цветы

нетронутыми на прощанье)

С людьми я не свой отголосок, но чудной орнамент.

25

По пизде, да по кочкам,

Я!

Достаю заточку.

Небольшой осколок себя.

Заколю, заколю я любого,

того, кто не знает себя.

Затем только,

чтобы дать опыт

набухших пульсаций вен.

Я знаю,

всё живое — не человек,

зато после (n)лет

становится мёртвый.

Я чувствую и вижу век

наперёд,

но не уверен, проснусь ли

снова.

Травоядно прожить — сойдёт,

но этого ли хочет эго?

Блевать тянет меня,

но устремлений нет, если честно.

26

Зиме конец.

Близка уже она, но земля сама

летит (ускоряясь) с тем же расчётом.

Относительна только близость её,

как дальность человека к

своей судьбе.

Касатки оказались умней.

Вернулись к воде, оставив другим

развозить помои.

Привет всем одичалым.

Привет мозговставы.

Нам никогда не стать свободными

при жизни, ну и ладно.

Давайте дружить телами,

попилим себя на тетрадки с словами.

27

Бессмысленное (на первый взгляд) блуждание пера является важным этапом для его не засыхания.

28

Просыпаюсь в аквариуме. Рыбы разной формы уже не лезут целоваться. Корм им разбрасывали и меня (по ошибке ли?) бросили. Но питаться немытым телом — мерзко.

Трогаю шею. Из-за отсутствия выбора выросли жабры. Вот и живи, как дали. Дыши, как хочешь. И тошно от мысли «быть», но и умирать страшно, но только по причине страдания тела. Это страдание диктует обоссаться в самый неподходящий момент. Причём в самого себя. Постоянно подавленный.

Не хочется быть на стороне людей, вот поэтому к рыбам и бросили. Нахожусь вроде на виду. За стеклом вон деловитые рожи разгуливают. Говорить гадости уже не получается. Молчание — признак или высокой осведомлённости, или воды во рту. Нашли управу.

Я бы и рад с рыбами сдружиться, но не стать мне своим среди их общества. Разный подход мышления. Им бы корм жрать, да плодиться в сезон, а мне: есть их плоть, да кончать на лица умных женщин.

Таков уклад самозваного художника, самопровозглашенного гения. Но, если такой «я» столкнётся с возможностью стать своей выдумкой, потянет ли тело в осуществлённую сказку? Вот возьмут меня за шкирку, вытащат из воды, поставив на твердь, а у меня так комфортно жабы прижились. Так и задохнусь от жалости к самому себе, забыв про нос на месте. Такое чувство, будто опять повторяюсь, просто другими словами.

29

Туалет и смежная ванна –

мобильная исповедальня свободомыслящих.

С отголоском пресыщенности удобства высеченного.

Заходит гость в дверь слева, давит какашку мышечно,

а рот в это время шепчет:

отче, я нагрешил, я тебя презирал…

Жена твоя кто, рука? Если сам ты породил небеса.

Получается, ты — мастурбатор,

великий драчун идей. Зачем нас спускать по трубам,

если проще протереть носком?

Выкинь детей своих нерадивых за санузловый порог.

30

Словопись является главным существом нового человека. Угнетённый ум в пиршестве успешных недотёп, словно маленькая девочка, читающая фантастику, тем самым уходящая от повседневности. Так и ненужный человек нового толка скрывается за листами фантазий.

Нежелание или же, элементарное непонимание «как жить эту жизнь» приводит к развитию иных качеств, сопровождающихся теми же зонами восприятия. Мозг не чует разницы между обусловленной реальности и выдумкой. Ему (дураку ли?) всё одно.

В тот самый момент, когда приходит осознание такого простейшего факта, врывается словесность во всей своей полноправной красе. Но делится она пополам, разделяя так же степень вовлеченности своего хозяина. Та же упомянутая девочка, читающая фэнтези, находится в одной группе словесности, где правила игры ей уже обозначили, которая, в виду аналогичной реальности симуляции, попадает всё под те же нормы. Простыми словами: из одной книги правил ум отправляется в другой свод законов. Это позволяет таким субъектам не ввязываться во вторую группу.

Вторая же группа рассчитана на людей, отрёкшихся от правил и границ. Такие люди чаще порицаются обществом, выглядя на фоне самодурами, конченными недоличностями, которых забавно показывать в передачах для хихак и хахак, а ещё лучше, если таких людей распихают по диспансерам.

Такая группа вживается в словесность, полностью теряя облик гражданина, становясь мёртвым текстом, который смеет оживать только в секунду прочтения. Вот тут и рождается истинный писака, который по праву может естественным образом наслаждаться величием.

31

Насвистывает беспризорник песенку:

«Было три кота у мамы кошки!»,

стреляя сигаретки у прохожих.

«Одного кота дядь Вася лопатой приложил,

второго мамина подруга забрала».

Мимо ходом, пацанёнок яблоко крадёт.

«А третий котёнок сбежал за шиворот ворот».

(По улице, навстречу женщина идёт. Из-за угла,

в сторону центральной площади, а парнишка,

меж свистами, всё песенку свою поёт)

«Было три щенка у мамы-суки!»

Рука в карман, будто что-то достаёт.

«Одного щенка не спасли, он просто умер».

Пристальней сделался беспризорный прищур.

«Второго щенка-а-а-а забрали сторожилой дома».

— Ну а третьего? — поравнявшись, женщина спросила.

Рука в живот вонзает нож, в глазах у жертвы помутненье.

На устах от спёртости нет слов.

(а беспризорник всё песенку поёт, по улице походкою

плавною идёт, всё ищет мать и в придачу тётку,

такой он озорной, а голос непоколебимо звонкий)

32

Красный огонь. Калейдоскоп в темноте под веками. В тишине слышны крылья бабочек. Запах свежего мяса. Давненько не появлялись признаки насилия, но через мысленную гладь всегда рвутся образы.

Любая форма нормальной человеческой жизни сопровождается гниением и калом. Любой дёрг, любой шум — всё, что нужно для неконтролируемой вони.

Критерии безумия в разные периоды