Ювенилия Дюбуа - Николай Александрович Гиливеря

их удивление, когда несчастные не получат желаемого. Растушеванная радуга частиц, растворяющаяся в пространстве. Словно волны вай-фая, только без конечного приёмника.

Да. После гниения ваши мозги улетучатся в кругосветное путешествие. Повидаете тогда и пирамиды, и Эйфелевою башню, а в придачу потеряете предрассудки.

9

По лесу, ух-ух!

Пробегаю под натиском, топ-топ!

Сумасшедшей проседью,

поросший густым волосом,

ищу спасение от чужих идей.

Под ногами в земле труп лошади

Бодлера,

только с каретой на манер современности.

Ускользнуть, притвориться деревом,

но не дорос ещё!

Маленький живой труп, под тромбон,

да с криками, мальчик –

своеобразно идеализированный,

иуда, затёртый внешними идеями.

Он хочет избежать расстрела, но пуля

предательски быстрее.

10

Рациональный манекен человека

рисует себя через круг.

Инструкция жалкого идиота

заставляет портрет смотреться мёртвым,

искаженным,

растёртым,

ущемлённым заботой.

Другой же человек просто изучает контур.

11

Комната пять на три,

вырванные из контекста обои.

Привет!

Мне почти двадцать лет,

и я застрял в своей детской комнате.

Подушки-игрушки,

под диваном резиновая вагина.

Подростковый утренник. Обед.

Я так не хочу быть никчёмным,

но я такой есть.

(даже хуже)

Жалость к себе

с уже почти принятием,

каждый день торги за слабость.

Дайте грязи мне, всё достало.

Просто пошел не туда,

не с теми выпил,

с иными зачем-то начал говорить.

С ошибкой вместе настрочили текста,

а что теперь? Когда сам ты голоден.

С мечтою можно жить, но не с собою.

12

Просыпаться не бабочкой, а жуком-рогоносцем или как там их? Которые ещё свой кал в шарик огромный скатывают, а после все из себя довольные.

Много вонючих куч, это точно. Вон Сеня «Стоик», так с головой и зарылся в свой навоз. Бау-бац! И долой башка, хотя, когда тебя размазывает железный червь под землёй-матушкой, там уж не только голова, всё тело вжух!

Есть у меня на счёт этого представление, кстати. Я видел мёртвых людей вживую, но они были уже готовенькие, да и не так масштабно. Зато тараканов дома — тьма. Как-то однажды захожу в комнату, а там нечто. Огромная такая хрень, просто ну очень мерзкая. А я ещё без очков, но всё равно по факту почти вывернуло наизнанку.

Подхожу ближе, а это две взрослые особи висят жопа к жопе, образуя одно вытянутое тельце. Ебутся они короче так.

Тут я прослезился, но башмаком незамедлительно шлёпнул. Возлюбленные не успели ничего понять, мне так думается. Предсмертный оргазм. Два этих тельца так и остались на стене сломанными, став при этом не толще листа бумаги, а их органы смешались между собой уже намертво.

Хороший романтизм, но без контекста выглядит довольно мерзко. Вот и судьба Сени очень схожа; лирична так и печальна, но если бы я лично увидел его акробатику, то вырвал бы однозначно.

13

Кориандр, тебя нюхают только после обработки.

Тексты мои не читают и в свежем виде.

Как далеки мы с тобой,

но одновременно так похожи.

Нашу природную форму избегают не понарошку.

Что нужно человеку? Испуганному такому;

с соплями и слезами наперевес.

Уж точно не Рембо, Савицкая и Хорват,

говорившие глубже, чем есть, а значит,

не видеть никому больше, чем просто нет.

Словоед я. Может и плохой, но честный,

по всем параметрам без прикрас, но с похотливой

надеждой, с ума на землю сошедший.

Копаю себе памятник в форме пустого пространства,

но от чего же он чем-то хуже?

14

Додуманный этюд от первого лица об убитом однокласснике

(Дрон)

На момент моего рождения отца посадили в тюрьму за непредумышленное убийство собутыльника, где вскоре его задушили ночью. Самое первое моё воспоминание было связано с квартирой, где жила мама и её новый сожитель. В этой квартире был застоявшийся воздух, к которому, впрочем, быстро привыкаешь. Обои во многих местах были выдраны, сквозь желтизну с трудом узнавался рисунок смородины. На маленькой кухне громоздились грязные тарелки и ложки, мама их редко мыла, поэтому ели мы из-тех, что выглядели относительно чистыми. Мамин сожитель, дядя Серёжа, иногда приносил колбасу, которую я очень любил. Об отце я знал только со слов матери, да и та отзывалась о нём нелестно. Дядя Серёжа был неплохим человеком, но отцовских чувств ко мне не питал. Мама часто с ним ссорилась, но всегда мирилась. Иногда я становился козлом отпущения и всю свою злобу за неудачи мама вешала на меня, называя ублюдком и скотиной. Я закрывался в своей комнате, становясь у окна и тихо плакал, чтобы не расстраивать её своим скотским поведением ещё больше.

Дядя Серёжа, как и мой отец, был забулдыгой. Всё различие состояло только в том, что отец пил с друзьями, а второй пил дома, затягивая в бездну и маму. Когда они напивались, я не мог узнать ни его, ни маму. Они походили больше на свои неудачные фотографии, которые обычно удаляют. Однажды мать меня избила за съеденную колбасу, которая должна была стать закуской. Жить к себе меня забрала бабушка. Больше мать я не видел.

В семь лет, как и все дети, я пошел в школу. Для меня это был новый опыт, учитывая, что в садик я не ходил. В сердце била радостная барабанная дробь. Руки начинали дрожать от одной мысли, что скоро у меня появятся друзья, с которыми я буду бросать рюкзак на асфальт и весело бежать до воображаемой финишной черты. Что мы будем смеяться, хватать друг друга под мышки раскручивая, а затем бросая. Поначалу всё шло даже лучше, чем я мог себе представить. У меня появились друзья, с которыми куролесили даже на уроках.

Мир вокруг не стоял на месте, и я рос вместе с ним. Пытаться учиться я бросил к четвёртому классу, бабушка не могла помочь, так как сама не получила должного образования, а о помощи от мамы можно было и забыть. Я плавал сам по себе. Вскоре мне был приписан статус хулигана, и хорошие детки перестали со мной общаться, а тем немногим, которым было плевать на это — запретили общаться их родители. Я стал изгоем, ошивающимся в одиночестве за последней партой.

Бабушка получала маленькую пенсию, а заплатив за коммунальные услуги и вовсе оставалось мало на жизнь. Она старалась дать мне все, что только могла, но, несмотря на ее старания, в глазах людей