Полночный тигр - Свати Тирдхала

Кунал подчинялся дяде, уважал его как своего генерала, даже любил. Но если бы дядя Сету не стоял за его спиной, возможно, Кунал смог бы в итоге стать человеком, которым сам желал стать – а не тем, кем хотел его видеть генерал.

Он обязан завершить эту миссию, отдать долг дяде, но что потом? Кунал вскинул голову, и солнце ласково скользнуло лучом по щеке. Может, он снова станет рисовать, уже не скрываясь.

Когда-то давно он мечтал стать художником, но оставил мечту вместе с детством. А теперь он чувствовал, как эта мысль, эта мечта, эта надежда снова робко, неуверенно расправляет крылья…

Базар был радугой, которую можно не только увидеть, но и пощупать, и даже вдохнуть вместе с невероятными ароматами пряностей и жареных закусок. Слева от Кунала позвякивали связки браслетов из цветного стекла, справа выстроились в ряд расписные кувшины. Чуть поодаль продавец зазывал покупателей, размахивая своим товаром – расшитыми бисером сандалиями на длинных ремешках с характерным для этих краев узором.

Это буйство красок взывало к Куналу, искушая его забыть про все и наслаждаться моментом.

Кунал заметил открытую часть базара и решил отправиться туда, в живописную тесноту разноцветных палаток, которую обрамляли старые, покрытые трещинами колонны по границам базара. Улица в этом месте расширилась, но, пройдя дальше от центра, Кунал заметил, что она становится все уже, а здания – все богаче, затейливей и выше, с большими окнами и мостиками старинных каменных арок между ними.

На камчатном выцветшем покрывале кто-то выложил на продажу краски. Кунал потянулся к ним, слегка погладив кончиками пальцев каждую бутылочку. В его уме расцветали идеи, трансформируясь в образы, живущие в его сердце.

И над всем царили ореховые глаза – суровые и расчетливые, нежные и потерянные – тайна, которую он жаждал перенести на холст. В Уджрале у него открылись глаза на мир, которого он прежде не замечал, а вспыхнувшее в душе пламя не позволяло вернуться к прежней слепоте.

Поэтому он не боролся с волной чувств, нахлынувшей при мысли о Гадюке, или о девушке, которую он будто бы успел немного узнать. Вместо этого Кунал позволил ее лицу проступить в памяти и мысленно перенес цвета ее темных кудрей и бронзовой кожи на холст.

Он собирался поговорить с лавочником, как вдруг заметил впереди небольшую оживленную толпу и заспешил туда с любопытством и толикой надежды. Он увидел распродажу женских жасминовых гирлянд-гаджра[10], а потом – танцующую обезьянку. Какой-то мужчина клялся, что она на самом деле переодетый ребенок. Одни зеваки ругались из-за последнего королевского эдикта о воровстве, а другие предвкушали урожай манго – если, конечно, засуха его не сгубит.

Осматриваясь, Кунал стал пробираться поближе, как вдруг почувствовал, как по шее побежали мурашки, будто он упустил нечто важное. Кунала учили обращать внимание на такие предупреждения. Он внимательней вгляделся в толпу и вдруг увидел в нескольких шагах от себя движение… необычную походку.

Он узнал бы ее где угодно. Не думая ни секунды, Кунал ринулся в погоню, на ходу вынимая кинжал из ножен.

Гримасничая от натуги, Эша подтянула девушку к стене и устроила в полусидячем положении. Тана очнулась через несколько секунд и, увидев, кто ее поддерживает, сжалась от страха. Эша едва заметно кивнула ей.

Она выследила не одного дезертира в прошлом – но на сей раз все выглядело иначе. Дело было не только в том, что Эша зря подозревала ее в убийстве генерала, но и в той любовной записке. Эта беглянка, бывший Клинок, делала все, что в ее силах, ради вожделенной жизни с возлюбленной – даже если это означало вероятную смерть.

Лед, копившийся годами в ее душе, вдруг начал трескаться и таять, и в груди разлилась горячая волна. Вот если бы у нее был человек, которого она так сильно любила и который любил бы ее в ответ. В памяти всплыли глаза отца, доброта, с которой он угощал ее конфетами даже после того, как она капризничала или прогуливала урок с наставником. То, как он каждый день срывал цветок жасмина, чтобы дочка вплела его в свою гирлянду.

– Ради Далии, – твердо и решительно прошептала Эша.

В глазах девушки вспыхнуло смущение, потом благодарность. Беглянка была не в том положении, чтобы допытываться, почему Гадюка решила ее пощадить, и сама это понимала.

– Обопрись о меня, и мы пойдем в безопасное место отдохнуть и поговорить.

Тана покорно склонила голову.

Эша потрогала сумку, нащупывая контуры рубинового ожерелья, затем рывком отлепила девушку от стены, и они потихоньку, шаг за шагом, вернулись в торговые ряды. Эша накинула концы уттарьи Таны, будто капюшон, пряча лицо девушки от бурливших вокруг толп покупателей. Девушка пыталась помочь, но явно была слишком слаба.

Эше приходилось тянуть за двоих, и, испуганно оглянувшись по сторонам, она поняла, что они могут и не выбраться с базара. Руки ослабли, ладони стали скользкими от пота, и она чуть не уронила Тану. Эша еще никогда не мечтала о надежном напарнике так сильно, как сейчас.

Она споткнулась о булыжник, и беглянка качнулась вперед, а Эша не смогла ее удержать. Но тут, словно их услышали сами боги, теряющую сознание девушку подхватили две сильные руки.

Когда щека Таны ударилась о грудь спасителя, ее глаза широко открылись и вспыхнули паникой, но потом опустели. Превосходная игра даже перед обмороком. Поистине жаль, что девчонка влюбилась и ушла – она бы стала идеальным шпионом Клинков.

Эша прикрыла глаза рукой и всмотрелась в солдата, перехватившего ее цель. Его бронзовые доспехи сияли на полуденном солнце, точно грозное солнце.

Кунал помнил первый раз, когда пришел на базар – мама взяла его с собой, отправляясь за покупками в честь праздника солнцестояния. Толпа в тот день была такой же плотной, правда, сейчас люди обходили его стороной, завидев доспехи и кинжал.

Он подобрался к цели и выжидал нужного момента.

Ракешу тут не место.

Когда Ракеш свернул в переулок, Кунал врезался в него и толкнул на стену, прижав лезвие ножа к шее. Солдат задергался, издавая звуки, от которых Кунал разозлился еще сильнее.

– Что ты тут крутишься, Ракеш? – прошептал Кунал ему на ухо. Новенькие кожаные наручи, менее подозрительные, чем золотые, глухо стукнулись о бронзу кирасы пленника. – Если взялся за мной шпионить, снял бы доспехи!

– Не шпионил я за тобой, – злобно и испуганно прошипел в ответ тот. И глубоко вдохнул. – Ты меня не прикончишь. Ты же Кунал Совершенный, – подчеркнул он.