Я – доброволец СС. «Берсерк» Гитлера - Эрик Валлен

Рано утром поступило сообщение, что наше задание выполнено. В сотый раз мы с боем прорывались из окружения на северо-запад. Некоторые товарищи так и остались лежать среди пылающих домов, но большинство из нас спаслись.

Большой желтый дорожный знак, мимо которого мы проехали, гласил: «Большой Берлин», мы миновали его еще утром, отступая на запад с непрерывными боями. Это произошло через пару дней после 20 апреля – дня рождения Гитлера. Мы оставили позади широкий пояс горящих пригородов. Перед нами высились огромные корпуса фабрик, а за ними виднелось целое море жилых домов гигантского города. Серо-голубая дымка, как вуаль, нависла над миллионами жителей. Темный дым от большого пожара покрывал все.

Западные союзники большевизма повсюду сеяли опустошение, окончательно уничтожая бомбардировщиками уже полуразрушенные города. Они начали последнее крупное наступление, которое теперь будет продолжаться до самого дня капитуляции. Мы услышали грохот разрывов бомб в центре города, а затем увидели множество «Летающих крепостей», которые в четком строю на большой высоте проходили над городом в небе, испещренном маленькими облачками рвущихся зенитных снарядов. Вокруг строя бомбардировщиков виднелись круги, петли и прямые инверсионных следов немецких истребителей. Воздушные бои продолжались.

Все, что происходило, начиная от Кюстрина и до сих пор, было лишь прелюдией. Настоящая битва за Берлин началась только сейчас! Последняя битва против гигантов Востока и Запада, «Сумерки богов», она достигла своей кульминации и теперь близилась к завершению. Мы нашли уже подготовленные оборонительные позиции, которые построило гражданское население с того момента, когда в начале года русские форсировали Вислу.

На важнейших перекрестках были подготовлены заграждения против русских танков, которые можно было моментально поставить на место тягачами или танками. Это были трамваи, забитые булыжниками, и большие грузовые вагоны с хорошо известными названиями, такими как «Кнауэр», «Берлинер Роллгезельшафт», «Шмелинг» и другими. Небольшие окопы, которые были выкопаны почти на каждом перекрестке, в основном были уже заняты солдатами фольксштурма, каждый из которых имел пару панцерфаустов. Повсюду можно было видеть солдат фольксштурма, большинство из них уже были в шлемах и с опознавательной повязкой.

Среди них было много мальчишек из Гитлерюгенда в возрасте от восьми до двенадцати или тринадцати лет. После безжалостных продолжительных бомбардировок они превратились в настоящих закаленных ветеранов пограничья.

Даже во время самых ужасных бомбардировок они демонстрировали такую уверенность и присутствие духа, что пугали нас. Мы думали, что эти мальчики должны беззаботно играть на школьном дворе. Когда противник показывался или обнаруживал себя стрельбой, на лицах этих мальчиков появлялось выражение мрачной, жесткой решимости, характерное для закаленных ветеранов.

Во время боя у этих воинственных мальчишек появилось злобное безумие и безграничное презрение к смерти, с которым мы, взрослые, не могли справиться. С проворством и ловкостью ласок они пробирались на совершенно невозможные позиции, чтобы подбить русский танк панцерфаустом или прикончить группу наступающих солдат Красной Армии ручной гранатой. Эти маленькие мальчики в ходе битвы за Берлин подбили множество русских танков.

Мы постоянно пятились назад. В Карлсхорсте находился большой ипподром, один из самых больших в мире. В мирное время он несколько раз в неделю, как магнит, привлекал десятки тысяч любителей конских скачек из Берлина и из-за границы. Мы прочно удерживали его до 23 апреля. Затем вокруг него началась жестокая битва. Мы установили свои минометы на зеленой лужайке посреди ипподрома, здесь же стояли минометы и других рот. Пехотные взводы сражались в пешем строю вокруг сооружения.

Со свистом и воем русские снаряды падали на конюшни и паддоки. Деревянные скамьи и стены были расколоты и взлетели на воздух, бетонные стены были разрушены. Артиллерийский огонь с обеих сторон быстро усиливался. Начался последний обстрел Берлина. Непроницаемая стена орудийных стволов медленно, но неумолимо смыкалась вокруг города. В монотонном ужасном громе разрывов снарядов и авиабомб треск стрелкового оружия можно было услышать только на самом близком расстоянии. В эту какофонию вплетался грохот рушащихся зданий.

Большевики взяли баррикаду и прорвались. Когда мы уезжали, противник уже висел у нас на хвосте. Солдаты Красной Армии преследовали каждого немца. Еще раз мы были окружены, и еще раз нам прорываться с боем.

Нашей следующей оборонительной позицией стал огромный заводской комплекс, на зданиях которого красовались огромные буквы АSEA. Он стал настоящей крепостью, которая на какое-то время сдержала противника. Потери русских были огромны, потому что мы могли стрелять в них буквально со всех сторон благодаря расположению фабричных зданий. Тогда они пустили в ход тяжелую артиллерию. Все вокруг пело и гремело, и ударная волна швыряла тебя, наполовину потерявшего создание, туда и обратно между стенами. Рушащиеся стены, потолки и железные балки погубили больше защитников, чем прямые попадания снарядов или осколков. Держаться в этом аду стало невозможно. Воздух был наполнен известковой пылью и пороховыми газами, а тут еще летающий щебень, скрученное железо и окровавленные куски тел – дышать было просто невозможно. И снова мы вырвались, хотя клыки смерти лязгнули буквально на волосок от нас.

Весь день мы с боем пробивались назад. Снова и снова попадая в окружение, мы пробивались по узким улицам и всяким закоулкам. Довольно часто нам приходилось проходить через линию фронта других подразделений, которые вели бой. Нам всегда удавалось прорваться, но наши потери росли. Иногда мы успевали забрать раненых с собой, иногда это было невозможно, их приходилось оставить на милость врага, хотя мы прекрасно знали о безжалостной жестокости, которую он проявлял по отношению к эсэсовцам. Бронетранспортеры уже давно были отправлены в тыл, и мы сражались, как пехота, вооруженные только стрелковым оружием, панцерфаустами и ручными гранатами. Мы уже не могли удержать ни одну позицию дольше чем на один час, а затем снова начинался бег наперегонки со смертью среди толпы солдат Красной Армии.

Мы не верили собственным глазам: такие массы солдат они бросили против нас. Они непрерывно бежали вперед с дикими воплями «Ур-ра!», но всегда при поддержке танков. Несмотря на это, огромное число русских пехотинцев лежало в лужах крови на улицах и во дворах или на подоконниках разбитых, обгорелых окон. Однако их атакующий напор не ослабевал ни на секунду. Потери русских в ходе этой битвы наверняка ужаснули бы любого командующего, но не советских маршалов, и их источник пополнений не мог иссякнуть. (После войны стало известно, что, по официальным данным, в ходе битвы за Берлин погибли 300 000 солдат Красной Армии.)

Повсюду мелькали горожане. Они просто не успели убежать от наступающих русских, которые с юга обошли город и сейчас находились чуть западнее его в Потсдаме. Их наступление развивалось с такой головокружительной быстротой, что большинство путей выхода из Берлина было перерезано, прежде чем кто-либо узнал об этом.