Перст судьбы - Марианна Владимировна Алферова

плечо. После перерождения у него появилась эта привычка – класть собеседнику на плечо руку, как будто так ему легче было считывать чувства.

– И ты прочел? – спросил я. – Прочел, что там написано о Гиере?

– Прочел. И отец наш мог бы. И Крон. Но они не захотели. Они полагаются на нити Судьбы.

– Нити не врут.

– Ой ли! Ты сам в это веришь, Кенрик? Они обманывают себя, думая, что управляют чужой Судьбой, тогда как сами своей Судьбой управить не могут. Когда боги Домирья оставили наш мир и закрыли за собой дверь, они оставили нам слепую Судьбу, но разбили ее колесо. Правители новых королевств создали каждый для нее свое колесо, они вообразили, что властны над случаем. Они указывали, кому и кем быть, они карают неугодных с помощью Перстов, так что в итоге колесо Судьбы сделалось обычной дыбой. Теперь каждого из нас вздергивают на пыточный обод, чтобы раздавить и обратить в пыль.

Я вдруг понял, что Лиам так и не вернулся полностью в мир живых. В Домирье верили, что мир живых от мира мертвых отделяет река, где вместо воды течет расплавленный свинец. Лиам смотрел на наш мир оттуда, из-за реки мертвых, и видел то, что мы, еще живые, узреть не могли. Он хотел нас предупредить, но мы не понимали его речей.

* * *

Свадьба Таны и Гиера по времени совпала с осенним карнавалом в Игеровой Империи, когда урожай уже собран и старосты в деревнях открывают первые бочки с молодым кислым вином, от которого сводит скулы. Вианово королевство перехватит эстафету карнавала через месяц. Веселье Игера было скромным по сравнению с безумствами в столице Виана. Да и вид Золотого града не располагал к веселью. Был город вовсе не золотым, а серым, сложенным из массивных серых камней, с черными прожилками липкого битума, который марал одежду, если неосторожно прикоснуться к стене. Золотым он становился на закате, когда небо заливал густой желтый свет, и солнце растворялось в нем на час или даже полтора. Тогда мрачные стены домов, закопченная черепица крыш, зубцы крепостных стен, кроны деревьев – все как будто покрывалось густой позолотой. Говорили, что во времена Домирья кто-то из богов сотворил здесь призрачный город из золотого света, видимый на закате. Когда боги ушли, этот призрак города остался, но разглядеть его дворцы и башни стало невозможно, как ни вглядывайся в золотое сияние до рези в глазах и до слез.

Члены городского совета вышли нас встретить к воротам – одетые в черное, будто стая огромных унылых ворон. Когда мы въехали в столицу, они шли с двух сторон, молча, накрыв головы капюшонами, будто похоронная процессия.

– Они сторожат нас, чтобы мы не передумали и не разбежались, – шепнул Лиам.

И мне показалось, что он не шутит.

Дворец Игера напоминал скорее огромную казарму, нежели обиталище правителя. Двор был многолюден, шумлив, придворные подобострастны. Они льстили всем, кого встречали, их слова обволакивали густой патокой, от которой невозможно было отмыться. Гиер откровенно потешался над ними, заставляя унижаться до комичности, говорить нелепости, безоглядно трусить, льстить без остановки, целовать ему руки и во всем с ним соглашаться. Тана приходила в восторг от этой злой игры, она смеялась, хлопала в ладоши и отпускала едкие шуточки, соревнуясь с Гиером в изощренности оскорблений.

На заключение договора в огромной зале Игерова дворца собрались сотни гостей и придворных. Придворные мужчины все были в одинаково черных колетах и таких же черных шоссах, которые вышли из моды лет двадцать назад. Женщины – в крикливо ярких нарядах, но, несмотря на их пестроту тканей, они казались одинаковыми из-за самодовольного выражения на пухлых густо набеленных лицах. За исключением одной – высокой, черноволосой, в серебристом платье из гармского шелка, расшитом узором из алых гранатов. Ей было лет сорок, но все равно она была красивее всех женщин в этой зале, потому что Лары среди нас не было. Крон, стоявший чуть в стороне, все время смотрел на нее из-под полуприкрытых век.

Сам Игер сидел на массивном золоченом троне с непропорционально высокой спинкой. Роскошная мантия императора из темно-лилового бархата была оторочена белым мехом горностая. Тяжелая корона грубой работы, еще той поры, когда изысканные украшения Домирья переплавлялись в поделки неумелых мастеров в приморских городах, была низко надвинута на лоб. У Игера было крупное лицо с сероватой кожей и глубоко посаженными глазами. Когда наступило время подписывать договор, он медленно поднялся, сошел с подиума и проследовал к пюпитру, на котором лежал сшитый шелковыми нитями кодекс договора. Либрарий поднес ему золотую чернильницу и белое гусиное перо. Игер несколько минут созерцал договор. Все ждали. Потом он сделал знак, и магистр Мерра, облаченный в мантию густого фиолетового пурпура со знаком из пяти золотых кругов на плече, стал переворачивать большие листы пергамента, сплошь испещренные плотными черными строками. Игер ставил на них свою подпись, больше похожую на корявый кружок.

Эдуард, вслед за Игером, подписал двадцать листов заранее подготовленных договоров, все пункты которых Великий Хранитель и его крючкотворы из Дома Хранителей выверяли целый месяц. Крон несколько раз с гордостью говорил отцу об этой тщательной проверке. Магистр Брин стоял в стороне, всем своим видом показывая, что он не будет даже касаться договора, пока его подписывают, чтобы Эдуард и Крон не усомнились в честности сделки. Несколько минут я наблюдал за Брином, и мне сделалось не по себе. Он выглядел очень спокойным и очень довольным. Но я не знал всех деталей магического обряда и не мог сказать, что меня тревожит. Внезапно Брин поднял голову – и наши взгляды встретились. Он тут же отвернулся, но мне почудилось глумливое торжество в глубине его темных глаз.

Я огляделся.

– Лиам, ты не видел Залдгара? Это юрисконсульт отца.

– Да я знаю, кто он. Только Залдгар не поехал с нами.

– Почему?

– Его место занял Мерра.

В этот момент Эдуард подписал последний лист, и Крон с Брином приложили поверх подписей магические печати.

Я перевел дыхание – магические печати магиков такой силы никто сломать не сможет.

* * *

Сама свадьба была довольно скромной. Соединение нитей, как того требует обряд, произошло почти мгновенно, казалось, эти двое нашли друг друга, и нить у них была одна на двоих. Затем началось многочасовое унылое шествие по улицам с размахиванием флагами, боем барабанов и хрипением труб. А потом – долгий пир с крепким вином и жирными мясными блюдами. Крон не остался на пиршество и отбыл назад в Ниен.