Моя шокирующая жизнь - Эльза Скиапарелли

На следующее утро она позвонила мне и была в полном восторге: произошло невероятное – я получила разрешение посетить Кремль вместе с послом Великобритании, и Сесил Битон может пойти со мной. В сопровождении вооруженной охраны, на время избавившись от надзора молодой девушки из «Интуриста», которая следовала за мной повсюду, мы проследовали в крепость и вошли за тяжелые двери, за которыми хранились сокровища.

В бесчисленных галереях стояли витрины, заполненные золотом, драгоценными камнями, коронами, церковными одеяниями. Последние особенно были прекрасны, и я просто влюбилась в одно из бархата абрикосового цвета, вышитое изумрудами и огромными жемчужинами. С удивлением я поймала себя на мысли: «Вот бы примерить!..»

Упряжь и экипировка лошадей, сверкающие самоцветами, золотом и бриллиантами; несколько изделий Фаберже из кварца и белой с золотом эмали; великое множество зверюшек и пасхальных яиц. Все это, думала я, возможно, не имеет практического значения, но приносит радость, удовольствие… ах да, еще обеспечивает работой большое количество людей! Но кто и когда сумеет сделать такое снова?..

Я видела платья Екатерины Великой и ее придворных, жесткие от вышивки, представленные во весь рост, с тонкими талиями, они походили на песочные часы. В сопровождении эскорта нас повели погулять по этому городу в городе. Мы посетили дивные храмы, один из которых, носящий название Архангельский собор, был полон народу. Люди деловито суетились вокруг огромных колонн, из них выпали камни. Я спросила у гида, как это произошло. «Это произошло, мадам, – объяснил он, – когда Наполеон въехал сюда со свитой верхом и к колонам привязывали лошадей. Теперь мы их реставрируем». Больше вопросов я не задавала.

Завтрак в посольстве Великобритании оказался замечательным, многие продукты доставлялись на самолетах. Леди Чилстон, прекрасная хозяйка, особенно внимательно отнеслась ко мне и во время пребывания в Москве очень мне помогла. Еда за пределами посольства часто превращалась в фарс. Мои компаньоны постоянно требовали невозможные блюда, к примеру лососину или «антрекот минют», и делали удивленный вид, когда их не получали. Что касается меня, я придерживалась одного меню: сухой хлеб с черной икрой, иногда севрюга и всегда водка. Икру продавали в бакалейных отделах, в больших бочках из красного дерева, откуда доставали большим половником. Свидетельствую, что эта диета чудесно способствует потере веса, и в Париж я вернулась худой, как Ганди[74], и прекрасно себя чувствовала.

Поезд, который вез материалы для выставки из Франции, где-то потерялся, и у нас оказалась масса свободного времени. Мы осматривали город и несмотря на то, что за нами строго наблюдали, все время получали яркие впечатления. Меня поразил Музей современного искусства, я и не мечтала найти Сезанна, Матисса и художников-импрессионистов, собранных в нескольких залах и развешенных чуть ли не до потолка.

Там же были замечательные полотна Пикассо «Арлекины» голубого периода. Кто их отбирал с такой любовью и знанием дела, прежде чем привезти сюда? Публика состояла в основном из рабочих и крестьян, они снимали обувь при входе (такой обычай принят во всех музеях)[75]; смотрели на картины с мрачным видом. Их больше интересовал Музей икон, собранных из церквей и дворцов. Богоматерь с Младенцем и святые в молчании созерцали новый мир. Богородицы немыслимой красоты плыли в синем небе, наклонившись над печальными рясами в форме трапеции. Музей современного искусства был закрыт, по-видимому, из-за декадентских тенденций, и в течение долгого времени оставалась неизвестной судьба его картин.

Что касается театра, кроме известных и чудных опер и балетов, мне очень понравился и запомнился спектакль «Записки Пиквикского клуба». Даже не понимая языка, я легко следила за действием. Переведенный на русский язык, Диккенс казался крайне странным, но костюмы были сделаны с большой выдумкой. Другое интересное представление, на которое я позже попала в Ленинграде, был «Том Сойер». Марка Твена играли дети в декорациях из огромных кусков дерева, по-разному расположенных, что создавало иллюзию мебели и обстановки, как в китайском театре.

Но самое большое впечатление на меня произвела постоянная очередь на Красной площади желающих попасть в Мавзолей Ленина. Я сама выстояла эту очередь и чуть не заледенела. Ленин покоился в стеклянном саркофаге, его восковая фигура в черном костюме и белой рубашке была окружена солдатами.

«Проходите! Проходите!» – подгоняют они публику, так что едва успеваешь что-то разглядеть.

Мы поехали в Царское Село, под Ленинградом, осмотреть дворец Екатерины Великой – огромные залы с украшениями из золоченого искусственного мрамора, янтаря, лазурита и бриллиантов. Огромный стол в одном из залов был накрыт для официального банкета: мейсенский сервиз, аугсбургское столовое серебро. В каждой комнате дежурила маленькая женщина в черном, бдительно наблюдая за нами, и каждая повторяла единственную фразу, которую знала по-французски: «Ne touchez pas! Ne touchez pas!»[76]

Наконец мы попали в квартиру царя: маленькие темноватые комнаты загромождены незначительными предметами, правда личными, множество фотографий. Все это, вплоть до даты на календаре – 31-е число, – осталось в том положении, в каком находилось, когда царь внезапно уехал. Ванная царя, большая, как бассейн, подсвечивалась изнутри, чтобы никто в ней не спрятался. Ванная комната царицы, казалось, была сделана из драгоценного голубого опалового стекла, на самом деле из простого стекла, а полость между стенами заполнена голубой фланелью. Шкафы заполнены платьями, висящими в идеальном порядке, словно ждали, когда их снова наденут. А еще там была маленькая комната без окон, где вся семья собиралась тайком за дверью с тяжелой задвижкой.

На белой равнине, огромной, бескрайней, заалело маленькое пятно; оно постепенно увеличивалось. Из-под снега появился мак, который вырос без солнца, он становился все ближе – это был прямоугольный ящик, покрытый красной материей, его везли две серые лошади. Повозкой правил мужик, двое других следовали за ней пешком. «Похороны, – поняла я, – деревенские, печальные, одинокие, без религиозных обрядов». Вдруг вижу: кусок черной ткани свисает с руки одного крестьянина; ветер его слегка теребит, и на мгновение мелькает лик Богородицы… с трудом верю своим глазам.

Гроб продолжает свое медленное движение и снова превращается в красное пятнышко, прежде чем окончательно исчезнуть из вида.

Однажды я проходила мимо аэродрома: большие самолеты совершали маневры перед посадкой. Внезапно с неба стали падать санитарки, столы, сумки, казавшиеся очень тяжелыми. Санитарки быстро освободились от своих парашютов, открыли сумки и за считаные секунды развернули на открытом воздухе импровизированную операционную. Русские вообще очень увлекались парашютным спортом, даже дети прыгали в парках с парашютом с очень высокой башни.