Лев мисс Мэри - Эрнест Хемингуэй

В то время мне еще не доводилось видеть гепарда, и я незнал, что на открытой местности гепард бежит куда быстрее леопарда. Тогда мыбыли новичками в этой стране и охотились на гепардов. Теперь, узнав этихживотных поближе, я ни за что не убил бы гепарда, но в то время мы были если неглупее, то, во всяком случае, невежественнее. Я тоже стрелял гепардов радишкурок для шубы моей жены, а она умела одеваться…

Мэри спала, и мне незачем было ее будить. Я пошел вобеденную палатку, вынул из брезентового ведра холодную бутылку пива и селчитать… Я читал, пока в палатку не вошла мисс Мэри. Она прекрасно выглядела,весело поздоровалась со мной и спросила, почему я не разбудил ее раньше. Оначувствовала себя получше, но еще не совсем оправилась от болезни, и мы решиливызвать самолет и отправить ее в Найроби. Мэри была счастлива и с нетерпениеможидала предстоящую поездку, но в то же время не хотела расставаться с лагереми нашей необычной жизнью здесь и сказала, что соскучилась по всему этому ужетеперь, до отлета.

Нгуи и я охотились на леопарда в глухих местах заповедника ивдоль реки. Мы старались ступать бесшумно и внимательно осматривали ветви всехдеревьев, где мог укрыться леопард. Мы охотились так, чтобы свет падал сзади.Ветер еще не поднялся, и, когда солнце было над самым пологим склоном горы, оножгло нам спины…

Мы охотились спокойно, без напряжения, и я старалсяпоставить себя на место крупного леопарда, в чьем распоряжении было полно дикихживотных, четыре шамбы с козами, собаками и цыплятами, лагерь с подвешенными надеревьях тушами, которые легко стащить, шесть или восемь стад бабуинов да к томуже, насколько ему было известно, никого в округе, кто охотился бы за ним, если,правда, не считать одного случая с месяц тому назад. Я решил, что, будь я наместе леопарда, я не был бы чересчур осторожен. В тот раз я заметил этогоогромного леопарда на расстоянии примерно футов в тридцать. Шел проливнойдождь, и он лежал вытянувшись на суку дерева, росшего на самом краю болота. Ябыл в очках, и дождь хлестал мне в лицо. Я хотел было протереть очки и вдруг,глядя через стекла, как сквозь залитое дождем ветровое стекло, я увидел глазалеопарда, прижатого дождем и ветром к стволу дерева. Голова его показалась мнебольшой – размером с голову львицы, и мы смотрели прямо в глаза друг другу иочнулись одновременно. Вскидывая винтовку, я мгновенно, как при стрельбе повзлетающей птице, оттянув тугой затвор, взвел курок, а он, повернувшись такбыстро, что его очертания расплылись в одно большое пятно, подобно змее, сползпо противоположной стороне ствола, показав мне лишь самый краешек своегопятнистого брюха. Я обежал дерево с правой стороны, и в ту же секунду однимпрыжком он скрылся в высоких папирусных зарослях болота. Не будь дождя, я смогбы выстрелить навскидку. Не будь очков, я мог бы выстрелить, несмотря на дождь.Но как бы там ни было, выстрела не получилось, и самый крупный из попадавшихсямне леопардов оказался самым быстрым и смышленым из всех кошачьих…

Ранним утром, отправляясь на охоту, мы видели на небольшойлужайке гепарда, и, когда мы возвращались, он все еще лежал в траве. Гепардприподнял голову и внимательно следил за пасшейся неподалеку небольшойантилопой с подергивающимся хвостиком, уже успевшей стать его собственностью. Япосмотрел на его хорошенькую мордочку и порадовался, что больше не охочусь нагепардов. Я вспомнил шубу, сшитую у Валентина из шкурок убитых мною гепардов, икак подбирали кольца шерсти вокруг шеи от разных шкурок, чтобы воротникправильно лежал на плечах женщины, и как прекрасно, как непохоже на другиепальто выглядела эта шуба одну осень в Нью-Йорке. И я подумал о том, что почтивсе женщины считают подобные подарки уклонением от выполнения взятыхобязательств, ведь это не норка и не соболь, и такую шубу нельзя рассматриватькак капиталовложение и нельзя перепродать. Это все равно что подарить подделкувместо настоящих драгоценностей. Подарив добротную, соответствующей длины шубуиз темной дикой норки, мужчина может позволить себе кое-какие иллюзии, но никакне раньше; и я смотрел на гепарда и принадлежащую ему антилопу и надеялся, чтокак-нибудь вечером мне удастся подсмотреть, как он охотится вместе со своимибратьями.

Теперь, когда я начал думать о той осени в Нью-Йорке и отом, чем кончила гепардовая шуба, мне не хотелось беспокоить ни этого гепарда,ни стадо животных, которые кормили его самого и двух его братьев. Мне доставлялобольшое удовольствие смотреть, как они охотятся, на их невероятный последнийрывок и видеть эти шкуры на их собственных спинах, а не на плечах какой-либоженщины.

После отлета мисс Мэри и Роя[30] я чувствовал себяочень одиноким. Я не хотел отправляться в город и знал, как хорошо мне будетнаедине с туземцами, всевозможными проблемами и со страной, которую я любил, номне было одиноко без Мэри, и я скучал по Рою и тосковал по самолету.

После дождя мне всегда бывает одиноко, но сейчас, к счастью,были письма, которые в первый момент, когда Рой только что привез их, ничегодля меня не значили. Я разложил их по порядку, а заодно привел в порядок всебумаги. Здесь были «Ист Африкен стандартс», зарубежные издания «Таймс» и«Телеграф» на их напоминающей луковую шелуху бумаге, литературное приложение«Тайме» и рассылаемое авиапочтой издание «Тайма». Прочтя письма, я порадовался,что нахожусь в Африке…

Беренсон[31]был здоров, что уже прекрасно, и находился в Сицилии, что беспокоило меня, исовершенно напрасно, поскольку ему лучше знать, что делать. У Марлен[32] были проблемы, но ее великолепноприняли в Лас-Вегасе, и она прилагала вырезки из газет… Эта девочка, которую язнал вот уже восемнадцать лет, а встретил впервые, когда ей самой быловосемнадцать, которую я любил и другом которой был и которую продолжал любить,даже когда она дважды выходила замуж, и благодаря собственному уму четыреждынаживала состояния, и, надеюсь, сумела их сохранить, и приобрела всевозможныеблага и самые разнообразные носильные вещи, которые можно заложить или продать,и потеряла все остальное, написала мне письмо, полное новостей, сплетен иглубокой печали. Новости были настоящие, да и печаль неподдельная, и еще былиобычные для всех женщин жалобы. Письмо это огорчило меня больше других, потомучто она не могла приехать в Африку, где, пусть даже всего пару недель, ей былобы по-настоящему хорошо. Теперь, когда она не сумела приехать, я понял, чтоникогда больше не увижу ее, разве что муж пошлет ее ко мне с каким-либо деловымпоручением. Она еще побывает во всех тех местах, которые я обещал ей показать,но меня с ней не будет. Она может поехать с мужем, и они будут по-прежнемудействовать друг другу на нервы. Он повсюду будет привязан к междугородномутелефону, без которого не может обойтись, равно как я не могу обойтись безвосхода солнца или Мэри – без ночных звезд.