Похитить Похитонова! - Д. Густо

– И наверняка целыми днями вертится на офисном стуле исключительно назло тебе, – успокоил бурю Витторио.

Неподражаемая улыбка возвращала юность и ему, и всем, кто на него смотрел. Удар молнии отбрасывает в прошлое.

Ты фанатеешь.

Вместо еды и сна у тебя есть музыка.

Тебе ещё совсем немного лет, ты имеешь в запасе полжизни, чтобы мечтать, и полжизни, чтобы воплощать мечты.

Ты круто танцуешь и круто одеваешься.

Ты на олимпе.

Невозможно было не влюбиться в эту улыбку с первого взгляда – и спустя годы не влюбиться опять, увидев её неизменившейся.

– Витторио, мы пойдём туда и вернёмся с викторией.

*

Дана поджидала гостей на крыльце небольшого особняка. Она была в боевом настроении, шерстяном костюме и строгих очках без диоптрий.

Двухместного кабриолета всё не было и не было, зато у кованых ворот вздыбил пыль какой-то самокат. Из дьявольского пируэта вывернулось существо с оранжевой шевелюрой и позвонило в звонок.

Дана не отводила прищуренных глаз, но отпирать не собиралась.

– Эй, – крикнула Холмская что было мочи. – Я тебя вижу, открывай давай!

Устроительница приёма сдвинулась с места лишь тогда, когда на одноколёсном гироскутере с лампочками подкатил Витторио. Рухнул её план пощеголять перед соседями припаркованным на зелёном газоне красным «Лотосом».

– Не узнала что ли? – дружелюбно пожурила рыжеволосая бестия, когда ворота отворились. – Это ж я специально перекрасилась в жуткий твой любимый цвет, чтобы сделать приятное, а ты меня не узнаёшь!

– Насколько мне известно, мы не переходили на «ты», – наконец выдавила дама в колючем костюме.

– О, правда? – с искренним удивлением в голосе хлопнула хозяйку по спине гостья.

– Попрошу вас, – пробормотала Дана, не то протестуя против увесистого шлепка, не то приглашая в дом.

Стерильная прихожая, кремовая, серебристая, бело-золотая, казалось, отчаянно ждала прибытия грязных колёс. С их появлением она стала чуть-чуть больше напоминать жилое помещение.

Скоблидюк распахнула двустворчатые двери и застыла в позе, которую считала изящной, ожидая вздохов восхищения.

– Very good, I must say I’m amazed, – сказала Вера.

– И это всё? – спросил Витторио.

Дана едва сдержала стон. То, что предстало глазам гостей она считала умопомрачительным.

К счастью, у комментария был иной смысл:

– Откуда взялся «very good»? Расщедрись на более пышные эпитеты, Холмская. Тут тянет на «совершенно охренительно»!

Wow-эффект вызывал кусочек комнаты, видимый из прихожей. Точнее, вавилонское скопление картин на стене. Как оказалось, это был лишь крошечный фрагмент колоссальной домашней выставки.

На протяжении недель Скоблидюк собирала по знакомым всё, что было писано на дереве, а когда оказалось мало – и на бумаге, и на холсте, и на виниле, стекле, кровельном железе… Тематическое сходство с работами Похитонова соблюдалось отчасти. Критерий размера отпал полностью – эскизы марок соседствовали с монументальными гобеленовыми триптихами. Пусть рябит в глазах! Попробуй, найди, где тут Похитонов, и есть ли он вообще. Взгляд метался между контрастными клетками, как при игре в дартс. Но здесь велась совсем другая игра – d’arts, и дротик Холмской сразу же попал в цель.

– Глянь, – толкнула она плечом напарника.

– Да-да? – обернулась вместо него Дана.

– Удивляюсь, зачем вы меня пригласили, – громко, как слабослышащей, сообщила рыжая. – Ведь мы даже на «ты» не успели перейти. Говорю, совсем мало знакомы.

– Я позволила себе предположить, что Виктор в одиночку провалит задание. Ты же не осмелишься отрицать, Витюша? Насколько я осведомлена, вы все визиты предпринимаете на пару.

– Предпринимаем, аха, такие уж мы предприниматели, – медленно, будто задумчиво произнесла гостья. – А жрать стоя будем, да?

Она подошла к перегруженному букетами консольному столику и выудила откуда-то из-под гортензий бутерброд карликовой породы.

С одной стороны, надо было бровями показать Вите Похитонова, затерянного среди звёзд живописи, с другой стороны, стоило показать хозяйке вечера неудовлетворённость избранным меню. Холмская как можно шире открыла рот и почти загрузила в него канапе, но в последнюю секунду отбросила его с воплем:

– Да у вас тут мясо что ли?

Проследив траекторию полёта, все присутствующие одновременно (как это порою случается в физике) открыли новый закон: бутерброды не только падают маслом вниз, но и скользят паштетом по раритетам. Пострадала православная икона и чувства верующих.

Дана бросилась оттирать свиную плоть от плоти господней под миролюбивый бубнёж гостьи:

– Ничего страшного. Честное слово. Это всё равно только пробничек был.

Скобли, Скоблидюк, и не задумывайся – речь о пробнике бутерброда или о пробном броске. Не пытайся угадать, какое основное блюдо готовят для тебя гости.

Витёк тем временем осмотрел картину, тихонько свистнул и покачал головой. Нет, не таким он помнил Похитонова.

Дана искала в кармане антибактериальную салфетку, чтобы удалить запах, который будет отвлекать от молитвы, а Холмская уже без спросу прошмыгнула в следующую комнату. Ого! Раньше она казалась менее наглой: не лезла к закрытым людям и в закрытые помещения.

Скоблидюк построила весь план атаки на том, что её жертвы будут стоять неподвижно и вежливо ожидать очередного нападения.

Обычно все слушались беспрекословно – знакомые, незнакомые, герои передачи на телевидении, где она высмеивала, унижала и дрессировала современных золушек… Покрашенная в ярко-оранжевый цвет непричёсанная Холмская выбила её из равновесия своим грязным самокатом и прожжённой дезодорантом футболкой, в которой она ещё пару часов назад валялась под одеялом. Таких приводили изредка, но неряшливый их вид был результатом труда телевизионных костюмеров, а сами золушки поклонялись наглаженным стрелкам не менее рьяно, чем ведущая, и охотно соглашались с её беспощадной критикой.

Холмская была чужда подобных ценностей. Гостья сочувственно взирала на колкий костюм, и от этого свербила каждая ворсинка безупречной английской шерсти. Сей образцовый футляр в тёплую погоду был самой настоящей переносной пыточной камерой.

– Пожалуйте выпить аперитив, – бодрым голосом крикнула хозяйка вслед пришельцам, которые без неё прекрасно пожаловали куда надо.

Догнала их (отчаянно стуча предателями-каблуками) возле накрытого стола, но не успела занять почётное место. Там восседала Холмская, а по правую руку красовался Витторио.

Они должны были повторно ахнуть, увидев в столовой такую же до отказа забитую картинами стену. Не ахнули.