Похитить Похитонова! - Д. Густо

– Хотите так же? – прозвучал над ухом Веры хрипловатый баритон.

То же самое спрашивали обычно школьники, ищущие приключений в соцсетях. Правда, свой вопрос они иллюстрировали эротикой совсем иного ранга. Проклятие подлинного искусствоведа в том, что не можешь положительно реагировать на изображения, если они вступают в противоречие с хорошим вкусом. Сколько ни убеждала себя Вера в небезынтересности парных, групповых, а при худом телосложении даже одиночных телесных хитросплетений – избранные в качестве фона дурацкие обои, мягкие игрушки, какие-то рваные тапочки на заднем плане бесконечно перетягивали внимание. Она поначалу пыталась объяснять мальчишкам, какие вещи её возбуждают, посылала им и фотографии автора, стоящего сейчас у неё за спиной. Но ни один ни разу не понял. Фригидная тётя попалась. Настоящая женщина возбуждается, когда полутораметровый оранжевый цыплёнок насилует её чувство прекрасного. Разницу между сексом и насилием нашим школьникам объяснить невозможно. Пришлось просто приучить себя не откликаться на зов юношеской плоти.

– Эх, молодой шеловек, изврашшения для меня пройденный этап, – старушачьим голосом прокряхтела Вера.

Она повернулась, чтобы посмотреть, кто это тут сыплет наглыми предложениями, и вдруг её лицо преобразилось. Сначала на нём высветилась радость узнавания, потом промелькнул миллион невысказанных комплиментов, а остановилась мимика в позиции ожидания, какую можно видеть перед первым поцелуем. В романах девятнадцатого века именно с таким выражением лица девушка уступала красавцу-барину, разорённая аристократка отдавалась нуворишу, скупившему отцовские векселя, или, на худой конец, Мармеладова предлагала свой мармелад.

В стрингах пульсировало: «Fuhre Mich! Halte Mich!». Кто включил музыку?

«Молодой шеловек», извинившись, отошёл. Он и забежал-то только на минутку, отдать Арине забытую на съёмке перчатку («Как же ей одиноко без пары! Икорки? Увы, спешу!»).

Вера наблюдала издали, пытаясь понять, задела ли она его отказом. От обладателя чувственного баритона веяло только спокойствием, уверенностью, достоинством.

Теперь ясно, откуда в его работах столько притягательности. Они передают ощущение силы. Люди хотят быть сильными, но догадываются, что слабы, потому и ловят искорки от настоящего большого костра, стремятся присоседиться к таким, как брюнет-фотограф, хотя бы в качестве почитателей/хулителей/знатоков/жертв их творчества.

Лотуш схватил Холмскую за руку и вырвал из задумчивости.

– Мы зачем сюда пришли? Где Похитонов, Арина?

Хозяйка подвела опьянённого Витторио к огромному полотну и ткнула носом в подпись.

– Хитонов? – удивился гость.

– Я же писала: «Приходи обязательно, тебя ждёт П.О.Хитонов».

Арина покопалась в своей почте, Виктор покопался в своей.

– Первое слово «приходите», – сказал он. – Вот видишь, ты нас вдвоём приглашала!

– Это «приходи, тебя ждёт», – расшифровал отправитель.

– Что за «П О ХИТОНОВ» большими буквами и без точек? – раскапризничался гость. – Специально нас сюда заманила, чтобы тыкать в лицо своими голыми портретами!

Он сделал движение руками, не то отмахиваясь от комаров, не то благословляя присутствующих.

Холмская включила телевизор, тщась отвлечь внимание от новоявленного Папы, но там шло ток-шоу с участием Эвелины Додошиной, и Арина поспешила избавиться от старой конкурентки. Ах, если бы их всех можно было погасить простым нажатием кнопки!

Вера наклонилась, отставив кругленькую попку. Она не нашла на картине инициалов, как ни вглядывалась в иероглифы написанной маслом травы. Их действительно заманили обманом. Вот какими методами златовласка собирает большие компании дома! Мухлюет немножко там, немножко тут, в итоге слывёт организатором лучших посиделок в городе.

*

Вёл Витторио. Это волновало бы его пассажирку, если бы она не была охвачена пламенем слепого возбуждения. Шаловливо раскинувшись, насколько в «Лотосе» было возможно, она тёрла клитор – не снимая трусиков и не особо задирая платье. Ей было, в общем, всё равно, обратит ли он внимание на её игру. Могла справиться и сама.

Всё же обратил – потянулся, упустил руль, догадался затормозить, снова потянулся…

Звякнул ремень, что-то мягкое сдвинуло полоску ткани и нырнуло в сочную плоть, распалённую другими мужчинами для других забав, но с аппетитом поглотившую то неведомое, что предлагала эта ночь. Хлюпанье, смех, допплеровский шорох шин за окном, шутки радиоведущего доносились до барабанных перепонок с искажением, а до мозга – с запозданием.

Смазка залила твёрдое сидение; платье пришлось подтянуть повыше. Теперь одетыми были только руки, плечи, шея. Вера вспомнила правила посещения храмов и прыснула – главное условие соблюдено, никаких обнажённых плечей! Она скорчила святую рожицу, Витторио ответил на это особенно глубоко и проникновенно.

Завтра Холмская будет презирать себя за то, как воспользовалась состоянием Витюши. Нет, сейчас. Стыд нахлынул сразу после судорог экстаза. Немалых трудов стоило убедить себя, что этот случай затеряется среди тысячи и одной услады, которые предстоят им в будущем.

Когда-нибудь потом она обязательно зажжётся от своего любимого, а не от модной фотосессии на Арининой стене.

Когда-нибудь их секс станет актом любви, а не использованием человека для мастурбации.

Когда – стоит ли загадывать?

Бывает ли так вообще?

– Мерзко на самом деле, – пробормотал Лотуш, просыпаясь.

Залезли в номер, одурманили иностранку – лёжа на боку, он составлял список авантюр, в которые втравила его Холмская. Вчера произошло… Шевелитесь извилины! Произошло затмение.

Днём Витя получил послание из вырезанных букв и разозлился пуще прежнего. Составительница анонимки заявляла, что не даст имени и адреса, но уверена – он разыщет её во что бы то ни стало, если считает себя настоящим сыщиком.

Во-первых, никем он себя не считал. Это была манипуляция из серии «ну ты же хочешь быть настоящим мужчиной».

Во-вторых, что тут угадывать? Автором, конечно, была надоеда Холмская, возомнившая, будто у них какие-то отношения.

Витюша скорее не её бросился бы искать, а тихий островок, куда она не дотянет свои загребущие ручищи. Маникюр у наглой особы был мужской – Лотуш, невольно скользнув по нему памятью, содрогнулся. Без лака, всегда короткие – можно было с уверенностью сказать, что она стригла ногти сама. Причём жуткими кусачками из хозяйственного магазина. И не делала больше ничего: ни масляных ванночек, ни даже удаления кутикулы. Понятное дело, с такими крошечными детскими мизинцами стыдно ходить в салон, но стоит перетерпеть минуты унижения ради того, чтобы не портить настроение окружающим.

Виктор был оскорблён до глубины души предположением, что он будет искать общества подобной персоны. С другой стороны, ему было известно, где она находится в этот день недели и в это время суток. Можно было забежать. Просто доказать, что с его детективными способностями всё в порядке, и тут же улизнуть, тем самым подчёркивая – найти он может кого угодно, только сам решает, нужно ли ему это.