Похитить Похитонова! - Д. Густо

Рыжая бестия быстрым кивком указала спутнику на очередного Похитонова в углу, а потом ещё на одного, и он взялся разглядывать человеческие фигурки на песчаных берегах.

– Хороший апероль, – сама себя похвалила Скоблидюк, осушив бокал.

Холмская понюхала, сморщила нос и со всей откровенностью сказала:

– Всё, что здесь есть хорошего, это правила хорошего тона.

Дана засияла. Комплимент был неожиданным, но попал в точку, несмотря на кислую дольку привередства.

– Они висят вон там, Витюша, – продолжала галантная гостья. – Среди картин. Вышиты крестиком, видишь? Видимо, результат коллективного труда посетительниц курса этикета, который ведёт наша уважаемая госпожа Скоблидюк. Она их в качестве наказания заставляет вышивать буковки в розочках. Очень мило выходит, не правда ли? Прямо-таки затмевает прелесть окружающих шедевров. Немудрено – так густо они повешены, без порядка, без ума и вкуса, что выделяются только эти пышные розочки.

Панно было плодом усердия Данки на уроках труда; она повесила его здесь задолго до того, как нахапала целый лувр для устрашения гостей. Снять не поднялась рука

– Зато суп нормальный, – утешил Витя.

Его спутница обречённо кивнула торчащему над бульонной гладью говяжьему мысу, подняла фарфоровую тарелку и принялась разглядывать подставленную под неё золотую, с чеканкой. Потом её внимание привлекла складка на белоснежной скатерти. Большая ложка с инкрустацией была подвергнута не менее тщательному осмотру. Спектакль состоял из двух частей. Начался второй акт, где кинжал медового голоска сменило тактичное умалчивание. Пусть тревожная хозяйка угадывает, какие промахи допустила в сервировке.

Скоблидюк заготовила недюжинный арсенал аргументов для застольной полемики против вегетарианства, а тут вдруг молчание. Надо было швырнуть слова сразу, в ответ на бутерброд. Зря приберегала к основному блюду. Теперь сиди, жди следующего удобного случая, ведь не начнёшь с бухты-барахты поливать грязью жизненные ценности, о которых никто полсловечка вслух не сказал.

Горячие закуски были обещаны в гостиной. Вите пришлось покинуть столовую, так и не рассмотрев всё как следует.

– Ну уж здесь-то давай уже выдай весомый комментарий искусствоведа, – шепнула Холмская.

– А ты слышала фразу: «Молчи, чтоб казаться умнее»?

Витторио вторично был неверно понят и облит волной порицания.

В каждой последующей комнате картин становилось больше. Если бы на них были изображены нимфы и сатиры, можно было бы предположить, что они размножаются обычным способом. Но по берегам масляных морей гуляли то чинные буржуа, то просто ветер.

Дана отошла за ширму, где до поры до времени скрывался сервировочный столик. Вместо того, чтобы выкатить его, она заглянула в щель между створками. Приятно следить за Холмской, будучи защищённой от её глаз.

Зевает. По-львиному лениво, при том ни на миг не расслабляя напряжённое жало. Пальцы властно покручивают стакан. Рыжая, белокурая, синевласая, чернокудрая, постоянно новая, всегда опасная персона.

Сидя в музейном кресле, оттяпанном у Холмской, Скоблидюк загривком чуяла, что победила на самом деле её соперница.

Экспонаты ненавидели кураторшу.

Отказывались разговаривать с ней.

Злобно таращились с разных сторон, когда она задерживалась в здании одна.

(Сатана, если кончатся аттракционы на кругах Ада, дарю тебе идею оставлять грешников навечно наедине с их земной работой.)

Все знали, что самозванка не справляется с обязанностями.

Все.

Главное, Холмская знала.

На это красноречиво намекали её брови – грозные стрелы возмездия – а также тембр голоса. О чём бы она ни говорила, воровке казалось, будто Вера диктует письмо. Его сейчас допечатают на сталинской машинке, отправят куда следует, и Скоблидюк придёт конец.

Колесо скрипнуло. Дана вкатила стол с изящной длинной ручкой.

– В кино на подобных столиках обычно ввозят оружие, чтобы убить главного героя, – усмехнулась Холмская. – Под этой крышкой пистолет или какой-нибудь бумеранг.

Попала! Приглашающая сторона действительно считала издевательский званый ужин своего рода бумерангом.

– Она планирует убить меня камбалой! – захлопала в ладоши Холмская, когда из-под сферической крышки вынырнул клуб пара с рыбным духом, и обнажились круглые трупики. – Гости будут вставать возле расстрельной стены, а хозяйка будет швыряться насухо зажаренной камбалой, попадая, разумеется, в произведения искусства.

Витторио трогал острый край плавника и почти верил, что напарница предлагает всерьёз.

Скоблидюк трогала веко, усмиряя нервный тик.

– Внемлите здравому смыслу, милочка, – поучала её Холмская. – Раз взялись устраивать приём, вы обязаны выдержать его в единой стилистике. Начали с летающего канапе, так давайте продолжим летучей рыбой.

– Это не летучая рыба, – вяло воспрепятствовала Дана захвату инициативы.

– Сейчас будет летучая. Ну не есть же её в самом деле! – расхохоталась вегетарианка.

– А вот Виктор употребляет рыбу, и он не откажется…

Но Виктор уже зажал зажаренный диск между пальцами и проверял, сподручно ли бросать с лёгким наклоном. Он отлично видел три картины Похитонова, оставалось рассчитать, куда целиться, чтобы нанести минимальный урон культурному наследию и максимальный – культурной хозяйке. Резвый артиллерист не был на сто процентов уверен в своей меткости, а уж тем более в способности правильно выбрать мишень. Оглянулся на напарницу – ей-то хватило ума обляпать паштетом только подделку под старинную икону, а вот ему ума хватит?

– Хватит! – хватила по столу кулаком Холмская.

Скоблидюк самодовольно усмехнулась. Враг в конце концов потерял самообладание, правда, неясно почему. Но какая разница? Она поправила причёску и произнесла:

– Дорогуша, имейте уважение к антикварной столешнице.

Вера бесцеремонно задрала крахмальную скатерть, чтобы постучать ещё раз. Кисть двигалась плавно, с точным расчётом силы. Маска невоздержанной бестии упала, обнажив холодность профессионала, вместе с ней рухнула последняя надежда увидеть, как эта железная леди поддастся на провокации. Прохладный голос отчеканил:

– Вашей фанерной мебели я не нанесла никакого урона, но фанеру за окном я собственноручно выключу. Лезет и лезет во все форточки, в какую комнату ни зайди. Вы что, сдаёте сарай под караоке?

– Вольфганга Амадея не признала, душенька, – фыркнула оппонентка. – В классике так же хорошо разбираешься, как в ценных породах дерева.

Лёгкое дуновение Моцарта из сада казалось Скоблидюк утончённой находкой. В самом последнем помещении, где количество картин достигало крещендо, заранее были открыты окна, и музыка заливала всё пространство. Чем заливала – пришлось объяснять на пальцах. Или на других частях тела.