Танцуя с тигром - Лили Райт

– Эта дверь-ширма – моя личная победа, – сказала Констанс. – Томас любит прохладу и настаивает на том, чтобы ночью дом охлаждали кондиционеры, которые ревут, как самолет. Если на лужайке перед домом взорвется бомба, то мы ее не услышим. Утром, когда он уходит, я распахиваю все двери. Впускаю жару, свежий воздух, мух.

Констанс опустилась в кресло из свиной кожи и пригласила Анну присесть на хитроумное изобретение, напоминающее гамак. Анна плюхнулась в него и потянула коктейль через трубочку. Облизнув руку, на которую попал напиток, она пригляделась к хозяйке виллы. Констанс было далеко за сорок. Седеющие волосы были собраны в конский хвост. Вздернутый подбородок выдавал природное упрямство, нос был точеным и ровным – актриса, стареющая с особой грацией. Она скрывала свою подтянутую фигуру под бесформенным платьем с вышивкой, спадавшим до лодыжек, – такие платья местные женщины продавали туристкам, чтобы те могли спрятать жир, сопутствующий среднему возрасту. Как только ты надеваешь muumuus[141], знай: пришло время возвращаться домой.

У Анны прозвенел телефон. Дэвид. Шоу получило хвалебные отзывы. Приезжай домой + отметим.

Анна нахмурилась. На спине выступили капельки пота. Она ненавидела его. Сейчас даже больше, чем когда-либо ранее.

– Я вижу это так: у нас есть деньги, – сменила тему Констанс. – Мексиканцам нужны деньги. Было бы жестоко не делиться ими. Так у нас появился Хьюго. – Она махнула рукой в сторону садовника, который шел по двору. Анна съежилась, потеряв самообладание, но уже в следующее мгновение поняла, что это не убийца из Тепито. Этот мужчина был более худощавым, и у него были красивые руки.

– Еще у нас есть Педро, чистильщик бассейна. Соледад, с которой вы уже познакомились. Учитель испанского. Массажистка. Мы с Томасом, скажу без стеснения, помогаем этому городу держаться на плаву. Вчера я заплатила Хьюго лишнюю сотню песо за то, чтобы он убрал с дороги собачье дерьмо. Каждая дворняжка в этом городке считает своим долгом пробраться к нам в гости и оставить гостинец. Может, Летти тоже хочет почистить это дерьмо. Бедный Хьюго так нуждается в деньгах. Либо он по уши влез в долги, либо завел интрижку на стороне, не знаю, но мы, по крайней мере, относимся к мексиканцам по-человечески. Предыдущая señora заставляла Соледад приносить собственную туалетную бумагу.

Анна напомнила себе, что она больше не Анна Рэмси, факт-чекер, а Анна Букман, безработная иностранка, которая отчаянно нуждается в работе. Анна Букман будет слушать любую чепуху, в каком угодно количестве, лишь бы получить заветное предложение.

Где-то поблизости залаяла собака. Анна оглядела террасу.

– У вас есть домашние животные?

– Марокко и Гондурас. – Констанс указала на скамейку у дома. Анна обернулась, чтобы посмотреть. В тени резвились два йоркширских терьера. – Я отказываюсь ехать в оба эти места, поэтому мы решили назвать собак в их честь. Я сказала Томасу: «Милый, это настолько близко, насколько возможно». – Констанс отхлебнула еще немного напитка и насупилась. Коктейль начинал ей надоедать. – Вы знаете кого-нибудь из местных?

– Нет, но я успела познакомиться с каким-то художником у zócalo. Некий Сальвадор.

– Флорес, – задумчиво произнесла Констанс. – Живописец. Неопрятный. Успеха не достиг. Встречается с хорошенькой девушкой.

Анна широко улыбнулась, сравнивая это описание со своим первым впечатлением.

– Какое совпадение…

– Едва ли. Оахака – город, но, можно сказать, это большая деревня. Все художники изображают на своих картинках одни и те же омерзительные вещи. Сюрреалистические кляксы. Кальмары, инопланетяне, эмбрионы. Либо это, либо скелеты – своего рода дань почтения Посаде[142]. Смерть. Смерть на каждом шагу. Кому хочется думать об этом?

Констанс отогнала назойливую муху и закинула ногу на ногу. Анна мельком бросила взгляд на часы. Томас опаздывал уже на пятнадцать минут. Она указала на скрывавшийся за деревьями коттедж неподалеку.

– Что это?

– Мы сдаем этот небольшой домик Хьюго и Соледад. Они достались нам вместе с домом. Соледад все знает, думает, что ей все принадлежит, но она невероятно полезна, когда что-то идет не так.

– Они женаты? Она кажется старше…

– Да, женаты.

– А вон там что за здание?

– Это часовня, в которой Томас хранит свои маски.

– В часовне? – Анна выпрямилась. – Мне бы хотелось посмотреть.

– Удачи. Он никого не пускает туда, и, поверьте мне, оно и к лучшему. Там царит разруха. С потолка осыпается штукатурка. По полу снуют мыши.

– Я не возражаю. Я бы…

– Она заперта, и у меня нет ключей. Томас называет это место своим святилищем. – Констанс удалось наполнить это слово одновременно сарказмом и статусом. – Мой муж восстанавливает свою веру. Великая Реставрация. Ибо все, что мне известно, это то, что он проводит там каждую ночь, обращая в эту религию белок.

– А какую религию он исповедует?

– Он был пресвитерианцем. Сейчас он просто ремесленничает.

– Как он пришел к коллекционированию масок? Он – антрополог?

– Торговец наркотиками. – Смех Констанс был короток и резок. – Приторговывал ксанаксом[143] в Филадельфии, когда мы встретились на одной пирушке. Люблю рассказывать людям, что влюбилась в своего пушера[144]. Хотите еще? – Констанс указала на пустой стакан.

– Еще один меня окончательно отключит.

– О, прошу вас, отключайтесь сколько угодно. – Констанс взяла кувшин.

Анна протянула ей свой бокал.

– Вы тоже коллекционируете маски? – Это казалось хорошим продолжением разговора.

– До прошлого года я ездила с Томасом в путешествия за покупками. А потом мы отправились в Пацкуаро[145] на День всех мертвых, и это было ужасно. Пришлось провести там всю ночь. Все вокруг были вдрызг пьяными, на лицах – отвратительные маски. Никто не говорил по-английски. Могло произойти все, что угодно, а полиция и пальцем не пошевелила бы. Я сказала Томасу: «Вот и все. Больше никаких путешествий. Мне лучше будет оставаться дома». На случай, если станет жарко, у нас есть бассейн. Если одолеет голод, Соледад что-нибудь приготовит. Если захочется искусства, мы можем заглянуть в книги.