Дипломатия - Генри Киссинджер

Что касается отношений с Советским Союзом, как указывалось в докладе, американская политика будет базироваться на точном понимании характера советской системы, которое не допускало ни недооценки глубины коммунистической идеологической убежденности, ни становилось жертвой иллюзии по поводу того, что коммунистические лидеры «уже отказались от своих убеждений или готовы это сделать…»[1001]. Не позволит себе Америка становиться в эмоциональную зависимость от отношений с Советским Союзом. Критерием прогресса будет суть конкретных договоренностей, отражающих взаимные интересы, а не атмосферу. Более того, ослабление напряженности должно шествовать по широкому фронту:

«Мы будем рассматривать наших коммунистических оппонентов в первую очередь как страны, преследующие свои собственные интересы в том виде, как эти интересы им представляются, точно так же, как мы следуем нашим собственным интересам так, как мы их понимаем. Мы будем оценивать их по их делам, как мы ожидаем от них такой же оценки по отношению к нам. Конкретные договоренности и сооружение мира, которое они помогают возводить, будут проистекать из реалистического согласования конфликтующих интересов»[1002].

Доклад за 1971 год повторил ту же самую тему: «Внутреннее устройство СССР как таковое не является предметом нашей политики, хотя мы не скрываем нашего неприятия многих его сторон. Наши отношения с СССР, как и с другими странами, определяются его поведением на международной арене»[1003].

Упор на национальный интерес не мог не вызвать мощной атаки со стороны консерваторов, особенно после окончания вьетнамской войны и уменьшения стремления к ослаблению международной напряженности. Истинная проблема заключалась, однако, вовсе не в том, что Никсон слишком много поставил на советских руководителей, как следовало из критических замечаний того времени, — что было абсурдом при наличии приверженности Никсона конкретным обстоятельствам и его пессимистического взгляда на сущность человеческой натуры. Проблема была в том, является ли эта стратегия подходящей для того, чтобы пресечь советский экспансионизм. Никсон верил в то, что в хаосе Вьетнама национальный интерес предоставлял наилучший критерий для противостояния коммунистическому экспансионизму и обеспечения общественной поддержки. А его критики считали упор на национальный интерес формой морального разоружения.

Точка зрения администрации Никсона в ее рвении предотвратить дальнейшее распространение сферы коммунизма была неотличима от точки зрения предшествовавших ей Ачесона и Даллеса или от точки зрения Рейгана, который был ее преемником. Даже в разгар вьетнамской войны администрация Никсона болезненно реагировала на любую возможную геополитическую или стратегическую угрозу со стороны Советского Союза. Так было в 1970 году в связи со строительством советской военно-морской базы на Кубе, по поводу перемещения советских ракет класса «земля — воздух» в сторону Суэцкого канала и в ответ на сирийское вторжение в Иорданию. То же было в 1971 году, когда Никсона не устроила советская роль в индо-пакистанской войне, и в 1973 году, когда подразумевалась угроза Брежнева относительно возможности военного вмешательства в арабо-израильскую войну. Точно так же вела себя и администрация Форда, реагируя на направление кубинских войск в Анголу.

В то же время подход администрации Никсона к проблеме сдерживания отличался от подхода Ачесона и Даллеса в том, что она не считала внутреннюю трансформацию советского общества неким предварительным условием переговоров. Никсон разошелся с авторами теории сдерживания и избрал путь, напоминающий о Черчилле, который в 1953 году, после смерти Сталина, призывал к переговорам с Москвой. Никсон верил в то, что процесс переговоров и длительный период мирного соревнования ускорят трансформацию советской системы и укрепят демократические страны.

То, что Никсон определял как эпоху переговоров, послужило стратегией, позволившей Америке взять в свои руки дипломатическую инициативу, пока еще шла война во Вьетнаме. Целью Никсона было ограничить деятельность движения за мир вьетнамской проблемой и не дать ему парализовать все аспекты американской внешней политики. Подход Никсона не был чисто тактическим. Он и его советники полагали, что существовало вполне возможное временное совпадение интересов обеих ядерных сверхдержав в ослаблении напряженности. Ядерный баланс, похоже, приближался к состоянию стабильности или мог быть сделан таковым либо в одностороннем порядке, либо путем переговоров по контролю над вооружениями. Америке требовалась передышка для того, чтобы вытащить себя из Вьетнама и выстроить новую политику для поствьетнамской эры, в то время как у Советского Союза были даже, возможно, еще более основательные причины искать передышки. Наращивание советских дивизий на китайской границе подразумевало, что Советский Союз, испытывая напряженность на двух фронтах, удаленных друг от друга на тысячи километров, может проявить готовность к поиску политических решений с Америкой, особенно если бы мы добились успеха в открытии Китая, — что было краеугольным камнем стратегии Никсона. Несмотря на свои идеологические убеждения, советское руководство могло быть вполне готово поставить многое на карту ради установления отношений с Западом, чтобы отсрочить конфронтацию. С нашей точки зрения, чем дольше откладывалась советская конфронтация с Западом, тем все более неуправляемой становилась задача удержания в целости советской империи, особенно если ее политические проблемы усугублялись экономической стагнацией. Иными словами, Никсон и его советники полагали, что время работает на Соединенные Штаты, а не на коммунистический мир.

Взгляд Никсона на Москву отличался от взгляда его предшественников наличием множества нюансов. Никсон воспринимал отношения с Советским Союзом не как тезис типа «все или ничего», а как набор проблем с разной степенью их решаемости. Он постарался свести воедино все великое множество элементов взаимоотношений между сверхдержавами и выработать на этой основе всеобъемлющий подход, который не был ни полностью конфронтационным (как у «теологов»), ни полностью примиренческим (как у «психиатров»). Идея состояла в том, чтобы сделать упор на те области, по которым сотрудничество представлялось возможным, и использовать это сотрудничество как рычаг для изменения поведения Советов в тех сферах, в которых обе страны не могли найти точки соприкосновения. Именно это, а не карикатурное утрирование, характерное для последующих дебатов, администрация Никсона понимала под словом «разрядка».

Существовало множество препятствий, мешавших политике «увязок», как ее стали называть, — то есть увязывания сотрудничества в одной области с прогрессом в другой. Чуть ли не одержимость многих влиятельных американцев идеей контроля над вооружениями оказалась одним из таких препятствий. Переговоры по разоружению в 1920-е годы, которые были сосредоточены на снижении уровня вооружений до безопасных размеров, провалились с треском. Эта цель оказалась еще более сложной в ядерный век, поскольку сам по себе термин «безопасный уровень ядерных вооружений» содержит в себе терминологическое противоречие. Никто также не мог представить себе, как проверить достижение требуемых низких уровней на такой обширной территории, как Советский Союз. Только по мере приближения к концу холодной войны началось настоящее сокращение вооружений. Однако на протяжении 1960-х и 1970-х годов разоружение было сведено к устранению конкретных, определимых опасностей, наиболее значительными из которых были усилия по предупреждению внезапного нападения, — это предприятие проходило под названием контроля над вооружениями.