Море вверху, солнце внизу - Джордж Салис

— Это.

Ларс прекратил молитву и внимательно на нее посмотрел.

— Если нет, то проблема в нас.

Сейчас он как никогда готов был признать, что проблема в ней. Он уже было собрался озвучить это, но язык не повернулся. Он любил сестру, но сейчас само ее присутствие начинало раздражать, не из-за какой-то личной антипатии или специфической черты характера, напротив, всё дело в ее манере задавать неочевидные вопросы, которые, по его наблюдению, повсеместно задают люди другого круга — те, кто не разделяет или не защищает веру. Он практически видел, как у нее по венам бегут вопросительные знаки, словно серповидные эритроциты, как плывут многоточия сквозь и по стекловидному телу ее глаз. Катастрофы и катаклизмы не в силах пошатнуть веру, сказал им как-то отец, опасаться нужно мелочей — настойчивых водяных капель, бьющих в лоб, порезов бумагой меж пальцев, таковы истинные причины падения империй.

Он взглянул на отца, на кожу его век, темную, как сажа. Затем повернулся и уставился в зеленоватые глаза Табби.

— Или в тебе, — добавил он.

Он не совладал с нервами и сразу понял, что этого говорить не следовало. Ребенком она испытала на себе исцеление верой, была живым свидетельством Его силы. Не одну неделю ее так выкручивала лихорадка, что ясность сознания гасла на несколько часов, превращалась в проблесковый маячок. Как Табби сама рассказывала Ларсу, всё, что она помнит, это монотонное гудение, настоящая вибрация от молитв брата и родителей, и то, как это образовывало кокон, охлаждающий и согревающий. Она всякий раз открывала глаза на свет и видела Бога, говорившего одновременно голосами брата, матери и отца: «Если чувствуешь боль, значит, чувствуешь жертвоприношение Агнца на кресте. Если чувствуешь любовь, значит, понимаешь истину рассказанного мною». Сияющий и сверхпространственный лик Божий приблизился и поцеловал ее в чело, превратив пот в кровь, и она пробудилась с лучезарными глазами, исцеленная. Отец до сих пор хранил платок в пятнах крови-пота в обшитой бархатом шкатулке у себя на комоде, и у него вошло в привычку всякий раз прикладывать его к носу и вдыхать запах перед сном, повторяя при этом, что платок сохранил аромат розового масла. Когда он заболел, Табби вложила платок ему в руку, сомкнув пальцы, но обнаружила его в тот же день на полу. Скрепя сердце, она подняла измаранную тряпку и сложила в шкатулку.

— Во мне? — от удивления у нее отвисла челюсть, она уперлась языком в щеку. Руки разомкнулись и опустились. — Когда я переставала ухаживать за ним, молиться за него? Ты думаешь, меня ждут на работе после стольких дней отсутствия?

— Так вот что тебя беспокоит? Твоя работа?

— Нет… если ты такой безгрешный, почему не исцелишь его сам?

Она поднялась и включила свет, поскольку дом постепенно, почти незаметно, окутывали сумерки.

— На что ты смотришь? — спросил Ларс.

Она поняла, кого напоминал ей неподвижный отец. Одного из восьмидесятилетних постояльцев с работы. Совершенно неподвижный и в то же время всё еще живой. Словно отдыхающий, но это лишь так казалось. Глядя на серое одеяло, скрывавшее его дородный живот, на ногу, разложившуюся так, словно это уже другая конечность, предназначение которой невозможно определить, на его лицо, как у младенца, застывшее то ли в восторге, то ли в испуге, она зарыдала. Ларс коснулся внутренней части губчатого запястья отца. Нет, он не спал, он просто умер. Ждать дальнейших указаний или мудрых объяснений было бесполезно. Табби завыла во весь голос и начала рвать волосы, потому что это уже не могло расстроить ее отца.

Двадцать девятого июня 1914 года ясновидцу с гипнотическим взглядом и грешнику с недоброй славой Григорию Ефимовичу Распутину, также известному как Безумный монах, небрежно выпустила кишки его бывшая сожительница Хиония Гусева, нанеся несколько ударов кинжалом в область живота с криками «Антихрист зарезан!». Но зарезан он не был, ибо, воскреснув, он вскоре стал личным духовным целителем и, по слухам, советником русского царя и его супруги после того, как излечил от гемофилии цесаревича Алексея. Необычная приближенность особы крестьянского происхождения к монаршей семье, наряду с сомнительной репутацией, связанной с культом плотских утех, помимо прочего, привела к любопытному банкетному собранию. Семнадцатого декабря 1916 года, сам того не ведая, Распутин обедал в кругу заговорщиков в доме князя Феликса Юсупова, где он съел пирожные и выпил вино, приправленные цианистым калием, лишь незначительно захмелев. Заговорщики, в числе которых был племянник царя великий князь Дмитрий Павлович, решили прибегнуть к крайним мерам, несколько раз выстрелив в него. Всё еще не добившись желаемого результата, они били Распутина, пока тот не перестал дышать, а затем связали веревками, завернули в толстое покрывало и сбросили того, чье имя означает «место слияния двух рек»[29], в ледяные воды Невы, где и обнаружили тело, провозгласив Распутина утопшим, при этом он успел освободиться под водой от веревок и лежал, раскинув руки, как Христос. В последнем акте божественного представления вся семья русского императора была убита в разгар революции, как и предсказал Безумный монах за пятнадцать месяцев до этого.

Они разместили его посреди гостевой спальни, не в уютной кровати, как бы предоставив покой, а на одном из твердых деревянных стульев из гостиной. Плечи отца обмякли, руки вытянулись вдоль ножек стула, ноги слегка согнулись, голова откинулась назад, выставив напоказ кадык, словно позвонок рептилии. После этого до слуха Ларса и Табби из темноты начали доноситься стуки и скрипы, которые раньше они бы приписали призракам. Они молились в постели еженощно и знали, что слышат четкий и недвусмысленный звук того, как вибрируют атомы, объединяются антитела, вспыхивают клетки. Эти статические разряды, электричество жизни, питали их веру.

* * *

Их семью знали в округе из-за зеленого фургона «Астро», стоявшего на подъездной дорожке. Отец украсил его стихами из Притч Соломона 3:5–7, напечатанных жирным шрифтом: «Надейся на Господа всем сердцем твоим, и не полагайся на разум твой. Во всех путях твоих познавай Его, и Он направит стези твои. Не будь мудрецом в глазах твоих; бойся Господа и удаляйся от зла». Чтобы проецировать Христов символ искупления грехов, он выгравировал на фарах кресты. После того, как шесть лет назад мать ушла, отец на свежеразмалеванном фургоне ни с того, ни с сего отправился по штату с миссией обращения в веру. Ларса и Табби, уже достаточно взрослых, чтобы и самим внести лепту в такое благородное дело, взбесило то, что он уехал, даже не предупредив и лишь оставив написанную в последний момент записку на кухонном столе. Он вернулся