Море вверху, солнце внизу - Джордж Салис

ходил в школу вчера, потому что ему было плохо, подмигнув огромным глазом, из чего Исаак сделал вывод, что он притворялся.

— И чем ты занимался?

Шепотом Марко поведал Исааку, что к нему приехал отец из далекого города под названием Рим.

— А что он там делал?

— Я как бы не должен об этом рассказывать, но поскольку ты — мой друг…

Исаак усмехнулся и ухватился за цепи, державшие колесо.

— Расскажи.

— Мой отец был там, чтобы сразиться в каком-то месте под названием Колли-лизь-эй, — его глаза при этом стали еще шире, чем обычно, заняв большую часть лица. — Он сражается с большими тиграми и соль-датами. И судьяк Рима всегда показывает ему поднятый большой палец в конце, — Марко резко вскинул вверх большой палец, — потому что он — самый лучший боец.

— Не врешь?

— Он привез мне держатель для меча. Это то, что ему нужно, чтобы одержать свою самую большую победу. Соль-даты, тигры, медведи и огромные, как дома, слоны. Он сказал, что судьяк Рима послал его сюда, чтобы передать его мне и… — Он помрачнел и опустил глаза.

— И что, Марко?

— Ах. Дело в том, в том, что он приезжал ненадолго.

— Почему?

— Ему нужно вернуться, чтобы сражаться.

Неподалеку мальчик Мик раскачивался на турнике, словно на лианах в джунглях. Девочка, имя которой Исаак не смог вспомнить, спустилась с желтой горки и пронзительно закричала, ударившись пальцем. Мисс Кимо подошла к ней, чтобы успокоить, и затем увела с площадки.

— Как бы я хотел, чтобы мой отец был лучшим бойцом, — сказал Исаак.

— Твой, по крайней мере, живет с тобой.

— Неа.

— А где же он?

— Где-то.

Марко подался вперед.

— Где?

— Я не знаю.

Марко склонил голову набок.

— Как не знаешь?

— Он — Нигде.

Марко отклонился назад, его глаза сузились. Ни он, ни Исаак не промолвили ни слова. Спустя примерно полминуты Исаак рассказал Марко о том, что случилось после уроков два дня назад, и он мог с уверенностью сказать, что Марко чувствовал себя виноватым.

— Крыса сам облажался.

Марко прыскал смехом всякий раз, когда Исаак называл так Остина. Он попробовал и сам: «Крыса».

Исаак усмехнулся. Может, Марко ему так нравился, потому что тот был из далекой Леталии, где, по его рассказам, изобрели пиццу. Марко был таким же Утырком, как и он.

— Сильно он тебя?

— Не, слегка, — ответил Исаак.

Девчонки, когда их осаливали, визжали, как заведенные дельфины. Остин-Крыса до сих пор не побывал квачом.

— Он — настоящая Крыса, — сказал Марко, когда Остин и остальные игроки очутились совсем рядом.

Исаак посмотрел на Девочку-Радугу с Солнечно-золотыми волосами, Ожившую Куклу. Сегодня на ней были платье цвета морской волны и бант, который развевался и подпрыгивал во время бега. Туфельки Дороти на ее ногах источали лучи красного света. Исаак восхищался, как ей удавалось не переставать улыбаться и как ее щеки всегда напоминали холмы, усыпанные сахарной пудрой.

Он обернулся к Марко, который чрезвычайно пристально уставился на него своими жучиными глазами, от чего его веки с оливковым загаром опустились. Так случалось всякий раз, когда он задумывался.

— Она тебе нравится? — спросил Марко.

— Кто?

— Сам знаешь, — сказал он. — Изабель. Она тебе нравится?

— Неа, — ответил Исаак, опустив взгляд в центр колеса, где свисали их ноги. Когда он наконец вновь поднял глаза на Марко-Мокрицу, тот продолжал пристально смотреть на него своими жучиными окулярами.

А-а-а!

Остин схватил Изабель за руку. Она попыталась вырваться, и, когда Остин-Крыса отпустил ее, Изабель, споткнувшись, упала на спину, а платье и бант подлетели вверх и опустились. Исаак выкарабкался из колеса и направился к ним. Детишки-Совята, рассевшиеся вокруг на площадке, приготовились ухать, если понадобится.

— Ты — квач, — сказал Крыса Изабель, Ожившей Кукле.

Исаак впервые увидел, как надулась ее нижняя губка, выпятившись над наморщившимся подбородком, но, заметив Исаака, стоящего рядом, будто чтобы защитить ее, Изабель снова улыбнулась, обнажив отшлифованные опалы своих зубов.

— Догоняй, — крикнул Крыса. Почти все мальчишки нависли над Изабель. Если бы только Девочка-Радуга с Солнечно-золотыми волосами осалила меня, думал каждый из них. Когда Крыса увидел Исаака, он нахмурил брови.

Исаак не замечал Марко-Мокрицу, Остина-Крысу, никого из Детишек-Совят. Перед ним была лишь она — Ожившая Кукла. Он знал, что делать. Едва услышав первые ва-ваа, когда бахрома ее платья поднялась вдоль бедра глубокой синей волной, он повернулся и побежал, быстрее, чем когда-либо. У-У-У-У-у-у-у-у. Его окружал только свет и звук. Хрусь-хрусь-хрусь — мчался он по гальке, словно по раскаленным углям, затем его приветствовали трескучей статикой разноцветные, как конфетти, горки, когда он заскочил на нижнюю площадку, потом выше и выше, пронесся мимо таинственных Х и О на вращающихся пластинках крестиков-ноликов и перепрыгнул с площадки на красно-черно-красно-черную резиновую крошку, поскрипывающую под ботинками, когда-то светившимися в темноте. Он обернулся посмотреть, догоняет ли она его. Ее опаловая улыбка отражала рассеянный свет. Исаак уклонялся от веток в перелеске возле игровой площадки, и всякий раз, оглядываясь, видел, как ее платье и бант меняю цвет, с красногооранжевогожелтогозеленогоголубогосинегофиолетового на фиолетовыйсинийголубойзеленыйжелтыйоранжевыйкрасный и в обратном порядке. Вокруг него больше не было звука, один свет, свет Ожившей Куклы. Он пригнулся вовремя, чтобы не врезаться в нависший сук. Снова обернувшись, он увидел цвета, которые не видел никогда, цвета, пробудившие мысли о научной фантастике, словах Другого Исаака, таких как «медалик» и «плересцент». Цвета ангелов.

Исаак!

При звуке своего имени, вошедшем в Вакуумный мозг цветом глубочайшего океанического течения, где обитает прозрачное существо, что зовется Печаль, его ноги остановились и развернули тело. Лицо Ожившей Куклы, Девочки-Радуги Всех Возможных Цветов застыло в паре сантиметров от его лица, так близко, как у людей перед поцелуем на экране.

Ее глаза. Его глаза.

Не моргают.

Ее нос. Его нос.

Они вдыхают выдохи друг друга.

Ее губы. Его губы.

Как части паззла.

— Почему ты не осалишь меня? — вот всё, что он смог произнести.

— Потому что, — ответила она, словно выдыхая золотую воду, — тогда ты станешь квачом. А я хочу догонять тебя вечно.

— Почему тебе хочется…

Ее розовые губы прижались к его губам на несколько долгих секунд.

— Поймала, — сказала она. — Ты квач.

И Свет Ожившей Куклы исчез из лесу.

* * *

Бредя обратно, словно в тумане, через перелесок, который, казалось, разросся и стал похожим на лабиринт, среди уносящихся ввысь деревьев, Исаак внезапно наткнулся на Крысу; крупнее и волосатее, чем обычно, тот, ссутулившись, раскачивался на мускулистых ходулях, изогнутых, как задние лапы собаки, и от злости из его раздутых ноздрей вырывался пар. Вокруг рта выступила пена, а по бокам головы выросли