Эшафот забвения - Виктория Платова

– Что ты несешь?..

Я во все глаза смотрела на Анджея: этот человек совсемнедавно, какой-нибудь час назад, стоял на коленях перед старой актрисой: болеесусальной парочки и придумать было невозможно. Час назад он был так же искрененв своем обожании, как и теперь – в своем безразличии. Впрочем, нет,безразличным он не был. Мертвая актриса раздражала его, как неожиданноепрепятствие, как прорвавший фурункул на шее.

И все. И больше никаких проявлений: ни совершенноестественного в этой ситуации испуга, ни растерянности.

– Ты просто дьявол какой-то…

– Ты тоже не производишь впечатления Михаила Архангелаи покаявшейся во всех грехах Марии Магдалины. Я чую в тебе двойное дно, а чутьеникогда меня не обманывает. И это твое двойное дно выглядит не очень аппетитно.Интересно, что можно там найти, если хорошенько покопаться?

– Если ты решил выяснить это – то сейчас не самоеподходящее время, – тихо произнесла я.

– Отчего же? Самое подходящее, чтобы выяснить, на чьейты стороне.

Братны наконец-то оставил в покое свои ногти. Теперь онпристально смотрел мне в глаза: я уже видела этот взгляд, заставлявший людейделать самые невероятные вещи. Но еще никогда он не смотрел так на меня. Егоглаза завораживали, как глаза змеи, они меняли цвет, они становились тохолодными, то теплыми, они распинали меня и умело водружали терновый венец; ониумоляли, они назначали свидание в пластиковом “Макдоналдсе” (чизбургер ияблочный пирог за твой счет, закажи мне то же, что и себе), они назначалисвидание в пластиковом мешке для трупов. Смесь обожания и угрозы, преступника ижертвы, ты все равно сделаешь то, что я хочу.

– Я на твоей стороне. – Боже мой, неужели это я – я! –произнесла это? Произнесла на глазах, на остекленевших глазах у трупа, еще часназад бывшего ведущей актрисой ведущего режиссера?..

– Я знал. В конечном итоге все становятся на моюсторону, – он грустно взглянул на кресло, – кроме таких вот прискорбныхслучаев…

– Что я должна делать? – Неужели я позволюраспоряжаться собой после всего того, что произошло?

Позволю, еще как позволю, это не потеющий лесоруб КостикЛапицкий – это глава ордена иезуитов.

– Сейчас ты пойдешь на площадку. Пойдешь, как будтоничего не произошло. Настоятельно попросишь не расходиться. Придумай какуюугодно причину, самую невинную. У нас этих чертовых невинных причин хоть прудпруди… Сообразишь что-нибудь по дороге. Я сам позвоню куда следует.

– Это все?

– Все. Ни слова о том, что произошло. Не нужноволновать людей, ты же знаешь кинематографистов, очень нежный человеческийматериал, просто филе какое-то. Ты любишь филе? Филе трески, а?

– Что? – Его глаза немного ослабили хватку, и яперевела дух.

– Иди. Ты все поняла. Иди.

Только в коридоре я окончательно пришла в себя. Он не так ужне прав, уговаривала я себя весь короткий отрезок пути до павильона. Он делаетто, что сделал бы любой здравомыслящий человек на его месте. Нужно попытатьсяудержать в узде всю съемочную группу, чтобы не создавать лишних проблемследствию: чуть тепленьких киношников допросят, и…

Что – и?

Если существует убитая, значит, где-то должен существовать иубийца. А если где-то существует убийца – они будут шерстить всех. И ты перваяпопадешь под этот чес заезжих гастролеров-оперработников. А из всех документову тебя есть только сляпанный на скорую руку студийный пропуск: именно такоформляются на работу в съемочной группе Братны… Даже фотографии нет. Толькотеперь я поняла, какой легкой мишенью могу оказаться: сомнительная дамочка ссомнительным, ничем не подтвержденным прошлым. Уйдя в ту ночь от капитанаЛапицкого, отказавшись выдать чужую жизнь за свою собственную, я пересталасуществовать не только как Анна Александрова, но и как Ева. Но ведь и Евапридумана мной самой. Кто бы ни был Братны, он ошибся ненамного: во мне недвойное, а тройное дно.

Тогда я не рассчитывала на долгую жизнь, а быстрой смертиникакие документы не нужны. Могила без опознавательных знаков на севернойоконечности любого из кладбищ – вот и все, что она заслуживает. Но конец светанеожиданно отказался отложенным, чертов капитан Лапицкий подставил меня и наэтот раз… Неужели я так сильно хочу жить, что даже не в состоянии подумать очужой смерти?.. О чужой смерти, которая так близко?

…На съемочной площадке ничего не изменилось, разве чтоприбавилось народу. Волошко и Кузьмин возились со светофильтрами, гримерша Ирэнмедленно убивала дядю Федора печальным щебетаньем о последнем фильме Вуди Аллена– “Разбирая Гарри”. Ее отравляла мысль, что забытая в гримерке кассета все ещене в ее руках. От этой мысли я похолодела: Ирэн ничего не стоит отправиться заней прямо сейчас. И если Анджей не закрыл гримерку… А дядя Федор продолжалсмотреть на гримершу остановившимися глазами снулой рыбы и держался затщедушное тельце юпитера. Наверняка дернул в перерыве косячок у Трапезникова,Трапезников мастер подсовывать неокрепшим душам психоделические презенты.

Все были на месте – ассистенты, реквизиторы, осветители:режиссер обожал мастер-классы имени себя, замершая в благоговении, растущая изодня в день толпа фанатов вдохновляла его. Но кое-кого я все-таки недосчиталась:Леночки Ганькевич, с позором изгнанной из кинематографического рая АнджеяБратны.

Обычная предсъемочная ленивая суета, никаких следовволнения, блаженное неведение на лицах. Пройдет не так много времени, и отэтого неведения не останется и следа.

– Скоро вы там? – проявил сдержанное неудовольствиеСерега Волошко. – Бежит времечко-то, до конца смены не успеем…

– Проблемы с актрисой. – Я не соврала, но и не сказалаправды.

Серега сморщился и посмотрел на меня с откровеннойнеприязнью – за месяц съемок он привык считать, что я являюсь самой уязвимойчастью Братны и мне можно высказать все то, что никогда не будет сказанодеспотичному гению.

– Вечно у вас… То хер короткий, то рубашка длинная…Говорил же, нужно снимать двужильную молодежь. Или, на крайняк, этих… Чемпионоввсемирных игр инвалидов. Что со старухой?

– Неважно себя чувствует. – Гипнотический взгляд Братнывсе еще преследовал меня.

– Неважно чувствует – на бойню. Менструация – на бойню.Воспаление придатков – на бойню. Плоскостопие – на бойню. Дальтонизм – набойню. Триппер – в лепрозорий. С вами, бабами, нужно только так…

– С кем же ты останешься? – Мне с трудом удалосьподдержать игривый тон Серега.

– А куплю у Вована его “Идеальную женщину” и будулюбоваться долгими зимними вечерами.

…“Идеальная женщина”, или “Женщина XXI века”, была последнимшедевром Вована Трапезникова, исполненным в стиле наивного “героинового лубка”.Огромная картина, полтора на два метра, во всей красе воспроизвела мечтуТрапезникова о подруге жизни каждого мужчины: в центре композиции – маленькаятолстая женщина с квадратной головой, упирающейся прямо в пухлый живот мужчины(в отличие от собирательного образа модели, в слегка утрированном мужике легкоможно было признать самого Вована). На квадратной голове дамы стояла кружка спивом, об нее же, как о стойку бара, опирался нарисованный Трапезников. А“идеальная женщина” в это время делала Вовану самый банальный минет. Скабрезнаякартинка пользовалась большим успехом у мужчин и вызывала ярость женскойполовины группы. Впечатлительная Ирэн проплакала в гримерке половину смены и вкачестве разовой акции неповиновения отказалась работать с Чернышевым, никак непричастным к художествам Вована Трапезникова. Леночка Ганькевич грозиласьсобственноручно сжечь “Идеальную женщину” вместе с героиновыми запасами Вована,а провокатор Братны пообещал Трапезникову пристроить срамное полотнище нааукцион “Кристи”… Идеальная женщина.