Нелегалка. Как молодая девушка выжила в Берлине в 1940–1945 гг. - Мария Ялович-Симон

В одну из первых наших ночей в притоне устроили облаву. Всем постояльцам пришлось предъявлять документы. Мне впаяли штраф за бродяжничество, который Митко тотчас оплатил. А когда он предложил добавить еще небольшую сумму, чтобы они не вносили это дельце в протокол, полицейские сразу согласились.

София показалась мне довольно бесцветной. Не произвела на меня особого впечатления. Почти в первую очередь мы отправились к одной из кузин Митко, которая вместе с мужем держала парикмахерскую. Жили они в большом доме южной архитектуры, с длинными коридорами и множеством съемщиков. Не очень-то много понимая, я все-таки слышала, что Митко говорил с ними весьма взволнованно, описал мою ситуацию, а потом спросил, каким образом можно легализовать мое пребывание в Болгарии. Он хотел на мне жениться, несомненно.

Кузина с мужем явно очень разнервничались: их родственник опять угодил в неприятности. Однако хотели помочь и рассказали, что по соседству живет поэт, возглавляющий коммунистическое Сопротивление. Думаю, насчет Сопротивления они слегка преувеличивали.

Этот пожилой господин, которого затем привлекли к совету, звался Христо Христов. Выглядел он довольно бедным и истощенным, зубы через один, одет плохо. С ним тоже состоялся взволнованный разговор. Немного погодя он попросил показать и перевести мои документы.

– Просто чудо Господне и подарок судьбы, что вы добрались сюда с этой липой. Ваши бумаги, – пояснил он, – никуда не годятся. Вермахтовских столовых вообще не существует. Спрячьте документы подальше и никому не показывайте.

Тем не менее кое-что Христов посоветовал: в Софии для нас слишком опасно. Лучше поехать в Тырново[25]. Там жила еще одна кузина Митко.

Путешествие по Болгарии стало для меня чудесным приключением. Впервые я столкнулась с незнакомым южным миром Балкан. Мы не спешили, осматривали все, что только возможно, тут и там останавливались в гостиницах. Меня восхищали и климат, и фауна, и флора, и продукты питания, и как люди сообща обедали. Я радовалась каждому болгарскому слову, каждому услышанному выражению. Особых тревог я не испытывала. Просто положилась на Митко, который в этой стране был дома. Мой план пробиваться в направлении Турции отступил далеко-далеко.

Стояла пора сбора винограда, которым мы почти исключительно и питались. Я ела его килограммами и полностью окрепла. После ужасного выкидыша, после мерзостей вроде бараньих ножек в ночном горшке и прочих гадостей я превосходно оправилась и набралась сил.

При нас в Тырново, древней болгарской столице, живописно карабкающейся по склону высокой горы, болгары под нажимом Германии ввели еврейскую звезду. Точнее, мы видели попытку ввести ее. Уникальный, единственный в своем роде спектакль, показавший целый народ в сопротивлении. На улицах я стала свидетельницей множества сцен, которые произвели на меня глубокое впечатление.

Однажды я видела, как по улице шли три-четыре еврейские девочки с желтой звездой на школьной форме. Подружки-нееврейки окружили их защитным кордоном. С гордо поднятой головой эти школьницы вызывающе смотрели в лицо каждому прохожему, и мне тоже, словно говорили: “Только попробуй обидеть наших подружек, мы тебя убьем”.

В другой раз я увидела еврейскую девочку лет десяти-одиннадцати, она шла совершенно одна, и вдруг ее подозвал к себе полицейский. Схватил побледневшего как полотно ребенка за воротник, сорвал звезду, швырнул ее на мостовую и растоптал. При этом он приговаривал, даже я поняла:

– У нас такое не пройдет, болгары не преступники!

Эту фразу за считаные дни стали повторять все и каждый: “Мы, болгары, не преступники!” Старик с пастушьим посохом и в лохматой овчинной куртке спросил у нас:

– Где тут можно устроить демонстрацию, чтобы наших сограждан не депортировали?

Протестовали все давние политические партии, протестовали Союз адвокатов, и Союз стоматологов, и церковь – грандиозно. Одна только я, увы, не могла демонстрировать против еврейской звезды и очень расстраивалась. Я находилась в стране нелегально и не имела права привлекать к себе внимание, как бы мне этого ни хотелось.

Тырновская кузина Митко была женщина весьма здравомыслящая. Через несколько дней она спросила, что мы, собственно, намерены делать дальше, нельзя же вечно гостить у нее. Она навела справки насчет того, что можно сделать для легализации моего пребывания, и нашла адвоката, который за деньги обстряпывал всевозможные темные делишки. Митко немедля пошел к нему.

Адвокат уже видел нас на улице.

– Вы здесь с той очаровательной женщиной из Германии? – спросил он у моего друга. – Я бы взял ее гувернанткой к своему сынку! Тогда бумаги получите даром. Мы понимаем друг друга?!

Он вульгарно подмигнул, Митко же в своей наивности и порядочности возмутился.

– Черт побери, обойдемся без ваших услуг, – резко бросил он и ушел.

– Как вам угодно! – крикнул адвокат ему вдогонку. – Вы еще пожалеете.

Он-то на меня и донес. Сообщил в полицию, что я в Болгарии нелегально и, возможно, занимаюсь шпионажем в пользу русских. На следующее утро нас подняли с постели двое болгарских полицейских. Я, что называется, упала с небес на землю. Меня вырвали из яркого, приятного сна, полного цветущих лугов.

Полицейские говорили вполне спокойно и разумно:

– Вам наверняка бы не составило труда сбежать от нас, но тогда нам каюк. А у нас семьи. Сделайте одолжение, поезжайте в Софию и добровольно сдайтесь властям. Иначе придется нам за вас расплачиваться.

Мы смотрели друг на друга. Да уж, нам совершенно ни к чему навлекать беду на других.

Первое в жизни тюремное заключение я провела в обшарпанной софийской гостинице. Я не могла покинуть номер и находилась под надзором полиции. Внизу, под моим окном, стоял в слезах мой друг Митко, махал рукой. Мы общались записочками, через уборщицу. За небольшие чаевые.

В Софии Митко незамедлительно пошел к Христо Христову. Старик ужасно ругался, что вынужден вообще заниматься таким делом, как мое. Однако выяснил, что в Софии есть ответственный за использование болгарских иностранных рабочих в Германии. Ханс Голль считался человеком порядочным и явным недругом гестапо. Через посредников быстро удалось организовать мне встречу с ним.

За мной заехали в гостиницу, и Митко, стоявший на улице, тоже поехал. Все было очень странно, как в сказке. Нас провели в большую приемную и вскоре пригласили к Голлю.

С самого начала он говорил со мной весьма доброжелательным тоном. Его подготовили к моему визиту, но я не знала, много ли ему известно обо мне. Некоторое время он молча смотрел на бумаги, которые я ему предъявила.

– Вы можете себе представить, что человек, никогда и никому не причинивший зла, никогда не нарушавший законы, а тем паче не совершивший никакого серьезного преступления, находится в огромной опасности? – без обиняков спросила я.