Нелегалка. Как молодая девушка выжила в Берлине в 1940–1945 гг. - Мария Ялович-Симон

Через минуту-другую он вернулся с сияющим видом:

– Все в порядке: номер удостоверения, адрес, девичья фамилия и дата рождения.

У меня гора с плеч свалилась. Подделанной цифры 1915 никто не заметил. А это явное несоответствие могло бы стоить мне жизни.

– Я могу идти? – спокойно спросила я. – У меня есть в Вене кой-какие дела, а потом поеду дальше, в Берлин.

– Пока нет, будьте добры, погодите еще немного, мне надо переговорить с полицейским управлением Берлина.

– Ах, вот как, это долго?

– Ну, сейчас мне недосуг, так что придется вам подождать.

Я спросила у него, где здесь туалет. Организм резко реагировал на волнение, и я вдруг почувствовала, что не выдержу в этом здании больше ни минуты. В туалете я достала из-под стельки стомарковую купюру. Потом глянула в окно. Всего в нескольких метрах внизу стояли в карауле двое немецких солдат. Секунда – и я придумала.

– Да бегите же за ними, кавалеры! Эти балканские сволочи сперли мой чемодан, вон они, догоните их! – крикнула я солдатам.

– Нет, мы в карауле, нам нельзя.

– Да неужели!

– Караул есть караул!

– Тогда помогите мне вылезти в окно, я сама их догоню, – злобно тявкнула я.

Солдаты послушно вытащили меня в окно, и я устремилась в погоню за мнимыми ворами.

Дальше все пошло очень быстро. На следующем углу я спросила дорогу к вокзалу. И тотчас подошел трамвай, я вскочила в вагон и через считаные минуты была у цели. Быстро к окошку камеры хранения, чемодан выдали беспрепятственно. Потом в кассу, купить билет. Никакого паспортного контроля, Вена располагалась в так называемой Восточной марке. Я спросила, когда отходит поезд на Берлин.

– Не волнуйтесь, – сказал кассир, – спокойно подымайтесь по лестнице, у вас еще пять минут в запасе.

Чистейшая случайность, что отсюда, с вокзала Франца-Иосифа, вообще ходили поезда в Берлин, да еще и прямо сейчас.

В купе я оказалась в приятном обществе молодых австрийских солдат. Когда я попросила положить мой чемодан в багажную сетку, они до слез посмеялись над моим берлинским произношением. Потом порезали на ломти чудесный крестьянский хлеб, намазали маслом, сверху положили сыр и колбасу и пригласили меня закусить с ними вместе. На сей раз в дороге мне действительно не пришлось голодать.

Утром 6 ноября 1942 года я вернулась в город, откуда семью неделями раньше сбежала, – в Берлин.

1

Под вечер все мы одновременно собрались в квартире Кёбнеров на Кайзер-Вильгельм-штрассе. Мне опять бросилось в глаза, как тщеславен Бенно Хеллер и как заботится о своем гардеробе. Шарф и перчатки он, раздеваясь, сложил так, чтобы все видели: они куплены в дорогом спортивном магазине на Курфюрстендамм.

Мы расселись вокруг большого обеденного стола. Госпожа Кёбнер подала травяной чай. Это совещание я созвала вскоре после возвращения в ноябре 1942-го и пригласила на него Хеллера. Ведь он тоже обращался в мастерскую фальшивок Кёбнера, хотел сбежать из Германии, а без поддельных документов сбежать невозможно. Потому-то я хотела предупредить, что бланками варшавского военно-воздушного округа пользоваться нельзя. В свете всего, что мне довелось пережить, они просто никуда не годились.

Первой слово взяла Ханхен Кох. У нее я провела первую ночь после возвращения. Пока муж Ханхен отрабатывал смену в полицейской казарме, я почти сутки крепко проспала в их супружеской постели. Ханхен решила в дальнейшем не посвящать Эмиля в мои дела. “Я в одиночку осуществлю эту спасательную акцию и пойду на все необходимые жертвы”, – по обыкновению патетично заявила она мне.

Сейчас госпожа Кох очень робко и тихо произнесла несколько фраз, в которых свалила в кучу все, что знала о магии, мистике, оккультизме и толковании снов. До крайности путано она сообщила, что пытается повлиять на политическую обстановку, нанося вред астральному телу Гитлера. Мне было ужасно неловко, но никто из присутствующих даже бровью не повел. Через минуту-другую я протянула руку, взяла ее за плечо и сказала, к сожалению слишком громко:

– Ханхен, это замечательно.

В ту же секунду раздался пронзительный звонок. Мы все жутко перепугались. Кто там, за дверью?

Дальше все произошло очень быстро: госпожа Кёбнер пошла к двери, а ее муж и сын быстро переставили мебель в гостиной. Сдвинули к стене обеденный стол и стулья, свернули ковер и завели патефон. Пластинка уже лежала на диске. Тотчас зазвучала музыка: началась танцевальная вечеринка. Хеллер с изящным поклоном пригласил госпожу Кох, а из патефона доносился старый, подчеркнуто ритмичный шлягер: “Вот квартирка, где бы я поселиться рад, там хозяйка хоть куда, телефон да ванная”.

Музыка вливалась мне прямо в кровь: под первые же такты Фриц Кёбнер, один из хозяйских сыновей, вывел меня на импровизированный танцпол. Старший его брат Хайнц с невестой отсутствовали. Я видела, как госпожа Кох закрыла глаза. Несмотря на страх и волнение, она, казалось, была в полном восторге от танца с доктором своей мечты, который выглядел в точности так, как простушка-обывательница представляет себе кинозвезду в роли женского доктора. Лицо ее в этот миг выражало этакое щемящее наслаждение, верх блаженства. Хеллер дисциплинированно и умело направлял ее в танце, а Ханхен аж вся выгнулась и при каждом шаге виляла задом налево-направо чуть не на полметра.

Фриц Кёбнер завел меня в угол комнаты, легонько потрепал по плечу и едва слышно выдохнул на ухо:

– Я вас предупреждаю.

Я вопросительно воззрилась на него. Он помолчал, так как в эту минуту рядом очутились Хеллер и виляющая задом Ханхен Кох, потом тихонько пробормотал:

– Насчет моего отца.

Мое сознание отказывалось принимать эту информацию, закрылось, так сказать, ввиду переполненности.

Все это происходило на протяжении считаных тактов. Затем дверь распахнулась, и госпожа Кёбнер провозгласила:

– Отбой. Приходила всего лишь соседка снизу, госпожа Хансль, любезно принесла фунт сахару.

Патефон тотчас выключили и восстановили нормальный порядок. Я немножко расстроилась, когда музыка умолкла. С удовольствием посмотрела бы еще на Ханхен Кох и ее нелепый танец.

Но теперь пора было наконец рассказать про мою поездку. И посоветоваться, как быть дальше.

Когда я закончила, кто-то поинтересовался, куда я собираюсь в следующий раз.

– Во Францию… пора поглядеть на эту страну, – с удивлением услыхала я собственный голос. Только вот реальность, я знала, выглядела иначе: мне требовалось убежище в Берлине, и в этом смысле я целиком зависела от собравшихся. Со своими еврейскими друзьями и знакомыми я больше контактировать не хотела – ни с Иреной Шерхай, ни с Эрнстом Шиндлером, ни с Максом Беккером. Им даже знать не надо, что я опять в Берлине.