Мертвая земля - К. Дж. Сэнсом

Глаза леди Елизаветы метали молнии; на щеках, обычно бледных, проступили красные пятна; пальцы были сжаты в кулаки.

– Ну и ну, я просто ушам своим не верю! – возопила она. – Вы осмеливаетесь здесь, передо мной, защищать изменников и предателей?! А я-то всегда выделяла вас из волчьей стаи, которая меня окружает, и считала человеком, достойным доверия! Видит бог, я щедро платила вам за службу. Кто бы мог подумать, что вы поведете себя столь низко и проявите неблагодарность! – С горящим лицом она поднялась и заорала во весь голос: – Довольно! Не желаю вас слушать, жалкий приспешник бунтовщиков! Убирайтесь прочь! Я более не нуждаюсь в ваших услугах! Прочь! – Тут леди Елизавета схватила стоявшую на столе чернильницу и запустила ею в меня. – Пошел вон! – снова рявкнула она.

Отвесив неуклюжий поклон, я бросился к дверям и выскочил в коридор. Оказавшись там, я в изнеможении прислонился к стене. Несколько минут я стоял, тяжело переводя дух, и тер себе лоб, не замечая, что размазываю по нему чернила, забрызгавшие мои руки. Тут подоспели Пэрри и Бланш, – вне всякого сомнения, миссис Харри позвала Томаса, услышав, что леди Елизавета устроила мне разнос. Из-за закрытых дверей неожиданно донеслись рыдания: Елизавета плакала, громко и отчаянно всхлипывая. Бланш, метнув в меня уничтожающий взгляд, отправилась утешать свою госпожу.

К моему великому удивлению, Пэрри понимающе улыбнулся.

– Как я догадываюсь, она запустила в вас чернильницей? – осведомился он.

– Да. Я… я позволил себе лишнее. Леди Елизавета прогнала меня прочь и заявила, что более не нуждается в моих услугах.

– Вам повезло, что ей под руку не попалось пресс-папье, – усмехнулся мой патрон. – Если она ограничилась чернильницей, значит впоследствии пожалеет о своей вспышке. Пройдет несколько месяцев, и она прикажет за вами послать. Можете не сомневаться, я хорошо ее знаю.

– Не уверен, что пожелаю вновь служить леди Елизавете, – пожал я плечами. – Она даже не соизволила поблагодарить меня за то, что я спас ее родственника от виселицы.

– Тем не менее просьбе о помиловании все же пришлось дать ход, и это вызвало ее недовольство, – пояснил Томас. – Вы же понимаете, подобные прошения могут иметь нежелательные последствия.

– Понимаю. А еще я понимаю, что мне вряд ли стоит возвращаться сюда.

– Вы чересчур обидчивы, сержант Шардлейк, – покачал головой Пэрри. – Сейчас, после того как вы запятнали себя сотрудничеством с бунтовщиками, вам особенно необходим могущественный покровитель. И хотя леди Елизавета заявила, что более вам не доверяет, уверен, она покривила душой. Людей, которых она удостаивает доверия, не много, и вы по-прежнему принадлежите к их числу. Поразмыслите об этом на досуге. А сейчас идемте, попытаемся смыть с вас чернила. У меня имеется изрядный опыт по этой части, ибо мне самому множество раз приходилось служить мишенью для чернильницы.

Восьмого сентября, вскоре после полудня, мы наконец-то добрались до Лондона. На протяжении всего пути я пребывал в самом мрачном расположении духа; сердце мое по-прежнему точила обида на леди Елизавету. Попытки Барака и Николаса узнать, что произошло в Хатфилде, остались безрезультатными, ибо в ответ на любые вопросы я требовал оставить меня в покое. Несмотря на все усилия мастера Пэрри, полностью смыть чернильные пятна с моих рук и мантии не удалось. Лиз Партлетт тоже погрузилась в унылое молчание, – по всей вероятности, мысли о предстоящей жизни в Лондоне внушали ей беспокойство.

У городских ворот нас встретило печально знакомое зрелище: гниющие головы, руки и ноги, торчавшие на шестах. То были останки мятежников из Эссекса и Кента либо каких-то других ближних графств.

Все мы устали, в особенности я; многострадальная моя спина буквально раскалывалась от боли. Когда мы ехали по Чипсайду, Николас повернулся к Лиз:

– Скоро приедем. У мастера Шардлейка просторный дом на Канцлер-лейн. Его слуги – очень славные люди. Наверняка они вам понравятся.

Я с нежностью взглянул на Мышку, которая сладко спала, посасывая пальчик. И сказал:

– Девочка будет жить в доме, где некогда жила ее мать. Но прежде чем отправиться домой, я должен нанести один визит. По пути загляну к своему старому другу Гаю. Он давно хворает, и мне не терпится узнать, жив ли он.

Покинув Чипсайд, мы проехали по узким улочкам аптекарского квартала. Увидав Темзу, Лиз, похоже, была потрясена шириной и мощью реки. В аптеке Гая царила тишина. С помощью Николаса я спешился и постучал. Раздались шаркающие шаги, и Фрэнсис Сибрант, давний помощник доктора Малтона, отворил дверь. Увидев нас, он радостно завопил:

– Мастер Шардлейк! Мастер Овертон! Джек Барак! Слава богу, вы все живы и здоровы! А мы-то боялись, что вы погибли от рук этих негодных мятежников! Правда, два дня назад Тамазин получила от мужа письмо, и мы немного успокоились.

Тут Фрэнсис заметил Лиз с привязанной на груди Мышкой, и у него от изумления аж челюсть отвисла. Вскинув бровь, Сибрант устремил вопросительный взгляд на Барака. Лиз зарделась от смущения.

– Это ребенок Джозефины, моей бывшей служанки, – поспешно объяснил я. – Увы, она и ее муж погибли. Миссис Партлетт любезно согласилась быть кормилицей девочки. Фрэнсис, умоляю, скажите скорей, как себя чувствует доктор Малтон?

– Немного лучше, но по-прежнему очень слаб, – со вздохом сообщил Сибрант. – Он не принимает больных, и не думаю, что когда-нибудь сможет принимать их вновь.

– Слава богу, он жив.

– Да, слава богу. – Оглянувшись на дом, Фрэнсис пробормотал, понизив голос: – Сейчас здесь миссис Тамазин. Этим летом она частенько у нас бывала. Бедняжка вся извелась…

– Где она? – перебил его Барак, соскочив с лошади.

– На кухне…

Джек, припадая на раненую ногу, вбежал в дом и распахнул кухонную дверь. Мелькнуло лицо Тамми, сначала изумленное, потом просиявшее от радости. Барак сжал жену в объятиях, повернулся и закрыл дверь.

Николас помог спешиться Лиз.

– Все это время вы провели в Норфолке, сэр? – обратился ко мне Фрэнсис.

– Да, – устало кивнул я. – Это долгая история.

– Доктор Малтон будет счастлив вас увидеть. Он наверху, в своей спальне. Бо́льшую часть времени больной сейчас проводит, сидя в кресле за чтением. Но он уже может ходить, опираясь на палку, и порой даже выходит на улицу, хотя подобные прогулки для него и утомительны.

Вслед за Сибрантом мы с Николасом прошли в узкий коридор. Лиз неуверенно переминалась с ноги на ногу, пока Фрэнсис не предложил ей и Николасу подождать меня в гостиной.

Мой старый друг и в самом деле сидел в кресле. Он был по-прежнему бледен, но выглядел несколько бодрее, чем три месяца тому назад. Увидев меня, он изумленно вытаращил глаза и, испустив радостный возглас, поднялся и сжал меня в объятиях.

– Мэтью, хвала небесам, ты наконец-то вернулся! Господи, я уже не надеялся тебя увидеть! Из письма доктора Белайса я узнал, что ты повредил спину, а потом – ни одной весточки в течение нескольких недель, до тех пор пока Тамазин не получила письмо от Джека. Зная, что весь Норфолк в руках бунтовщиков, я воображал себе самое страшное, – произнес он дрогнувшим голосом.