Первая формула - Р. Р. Вирди

Шола исчез в огненной волне, плеснувшей в сторону Нихама и охватившей рукав его мантии. Враг заорал.

Огонь вытек на землю вместе с подпитывающим его маслом и начал распространяться по двору. Перекинулся на соседнее дерево, превратив его в факел. Горящие ветви обламывались одна за другой, и пламя захватило кусок каменной стены, где, собственно, и должно было погаснуть. Только этого не произошло.

Стена горела. Жаровня, стоящая под ней, протянула к большому огню оранжевые щупальца, которые питало плещущееся внутри масло. Вероятно, так и решил бы тот, кто наблюдал за зрелищем.

Однако на самом деле пламя нашло иную пищу.

Его кормил я.

И оно меня захватывало.

Я закричал, навязывая огню свою волю, заставляя его растечься, догнать и поглотить Коли, стоящего всего лишь в дюжине шагов. Пространство вокруг меня искривилось, приближая огонь к демону. Я следил за движением оранжевого языка умом и сердцем, наблюдая, как он течет к Ашура.

Я горю. Все жарче, все сильнее. Меня поглощает стихия, заливает мое существо до последней клеточки – кости, мышцы, сухожилия, и я не могу ее сдержать. Вижу мир, который захватит огонь, чувствую его голод. Его не утолить, пока огонь не пожрет меня. Такова цена.

Я полыхаю. Он полыхает.

Все жарче, все голоднее.

Пламя требует больше, чем я могу ему предоставить. Больше, чем может предложить ему Ашрам. Такова его природа. Огонь желает жить, расти и распространяться. Он не хочет разрушать: только есть, питаться – остальное неважно.

Огонь хочет меня забрать. Захватывает разум и сердце, затем душу. И пусть. Пусть пылает. Пусть все сгорит. Пусть все обратится в пепел и уголь.

Больно…

Поселившееся во мне существо скармливает меня огню. Я распадаюсь на части, сгораю изнутри, и конца этому не видно. Огонь меня сожрет, как ему и положено. Ему требуется больше пищи. Больше…

Не могу найти для него нового топлива, не могу удержать.

Я – растопка для костра, я готов сгореть, и пусть огонь успокоится.

Гляжу на Коли, на которого надвигается огненная стена. А он стоит, уставившись в небо. Улыбается, бросает последний взгляд на луну.

Вижу грани, отражающие ярко-желтые капли огня, только нет в них солнечного тепла подсолнуха. А есть обещание могучего пожара, собирающегося поглотить школу и тех, кто мне дорог.

Я горю.

Помогите…

Пожалуйста, помогите…

Если моя гибель повлечет за собой смерть Коли – я был готов умереть.

Вновь собрались облака, заволокли луну, и разразился шторм. Хлынул дождь, и его капли, сталкиваясь с огнем, сердито шипели, словно масло на горячей сковороде. Мою боль они не облегчали; пламя, бушевавшее внутри, затушить не могли. Я был не в состоянии дать обратный ход примененной формуле.

Коли произнес сквозь огненный вал какое-то слово. Я его не слышал, просто знал, что он заговорил. Стена пламени вдруг отступила от него и покатилась в мою сторону, словно ее гнал ветер. Ударила с силой быка, швырнула на землю.

Я лежал, изнемогая от боли, корчась от ожогов внутреннего огня, обещающего сжечь меня дотла.

Надо мной навис риши Брамья. Положил руку на лоб и что-то пробормотал.

Сердце успокоилось, жар в груди утих, и я увидел наблюдающие за мной золотые глаза и улыбку. Его улыбку. Затем Коли отвернулся, перед ним открылось окно, и он исчез.

Мир потемнел.

93

Первая формула

Проснулся я в койке в Мастерской исцеления. Вокруг все плыло в туманной дымке; пробивающееся в окна утреннее солнце страшно резало глаза. Я сморщился и перевернулся на другой бок.

– Что?.. – Одно-единственное слово отняло у меня последние силы.

– Не разговаривай. – Голос Арам…

Я застонал и тут же кое-что вспомнил:

– Нихам, посох… Шола!

Попытка приподняться отозвалась болью во всем теле – меня словно обожгло. Арам мягко положила руки мне на плечи, заставляя лечь, однако я воспротивился и хрипло выговорил:

– Что случилось?

Горло саднило ужасно.

Жарко… Похоже, я вновь нагреваюсь изнутри. В груди прокатилась горячая волна.

– Арам!

Я получил хороший шлепок по щеке, и моя голова мотнулась в сторону, зато зрение вдруг прояснилось. Надо мной стоял риши Брамья с поднятой вверх рукой – видать, готовился врезать еще разок.

– Посмотри на меня.

Я поднял взгляд. Риши утратил и свою хитрую улыбку, и ребяческое озорство, и сумасшедший блеск в глазах.

– Создай грани. Что видишь?

Я не стал спрашивать, что он имел в виду своим дурацким вопросом, и безропотно подчинился. Горящая свеча вернулась, а с ней – огонь. Теперь он не был чужим – знакомая, привычная среда. Голод… Потребность… В груди зародился беззвучный крик, который я издать не мог, и все же он просился наружу. На лбу у меня выступил пот, и я, тяжело дыша, рассказал риши, какие испытал ощущения.

– Хорошо. Дыши. Закрой глаза. Ты должен научиться выходить из граней так, чтобы не допустить резкой отдачи. Следуй за мной.

Я повиновался.

– Огонь умирает. Едва тлеет. Не пытайся его тушить. Не пробуй закрыть от него разум. Просто признай – он есть. Слушай его. Пойми, что ему нужно. Дай ему догореть. Языки огня все ниже, все слабее. Следи, как они гаснут один за другим – как догорающие маленькие свечки. Есть? Убери одну грань. Потом следующую. Не торопись, Ари. Я тебя чувствую. Ты меня отталкиваешь.

Он был прав. На меня словно давил физический вес, и мозг приказывал сопротивляться. То воздействовали на мой разум грани риши, мягко его прощупывая и подталкивая.

Я расслабился и уступил. Грани исчезали одна за другой, и огонь наконец потух.

– Так лучше?

Я тяжело выдохнул и обмяк.

– Да.

– Хорошо. Арам, оставь нас на минутку, мне нужно поговорить с Ари наедине. Если встретишь Мастера исцеления, скажи, что я пока прошу его не входить, джи-а?

– Джи, риши Брамья.

Арам бросила на меня последний взгляд и пошла к выходу.

Я проводил ее глазами и ощутил холод, словно наступила зимняя ночь.

– Сам не знаю, что это было. Я так переживаю, я…

Риши Брамья вставил, подняв руку:

– Во-первых, по-моему, ты захочешь кое-что увидеть.

Он бросил на кровать мешок. Знакомый мешок. Неужели мой…

Развязав веревку, риши перевернул его кверху дном и подтолкнул ко мне содержимое. Рыжий как пламя котенок с негодованием воззрился на Мастера плетений, а потом, заметив хозяина, громко замурлыкал и прижался головой к моему колену.

Взяв его на руки, я заплакал.

Риши некоторое время молча наблюдал за нами.

– Ты назвал его Шолой?

– Ты не