Уильям Тиндел. Слово, церковь и государство в раннем английском протестантизме - Татьяна Георгиевна Чугунова

«Поскольку духовенство (природы твердой как алмаз, всё тянет на себя зараз) присвоило себе этот термин, который означает всех, кто верует во Иисуса Христа, и тонкой липкой ложью оплело народы, отняло понимание сего слова, заставив их видеть в слове «церковь» ничего более блеющих бритых баранов, готовых постричь весь мир, посему в переводе Нового Завета везде, где я находил слово ecclesia[485], я переводил его словом “собрание” (congregation), а, отнюдь не лукавствуя умом, дабы распространить ересь, как господин Мор говорит в своем “Диалоге”, где он прохаживается по моему переводу Нового Завета»[486].

Мор отвергал тинделовский перевод «церкви» как «конгрегации» на том основании, что этот термин более общий, ибо церковь, действительно, является конгрегацией, однако не каждая конгрегация является церковью. Это понятие в таком случае можно применить к любому сообществу людей, будь то христиане или турки[487]. На доводы Мора о широком значении слова «конгрегация» (или «собрание»), в отличие от «церкви», реформатор искусно парирует:

«Когда мистер Мор говорит, что слово «церковь» хорошо известно, я взываю к сознанию всей страны, правду он глаголет или нет, и понимают ли миряне под «церковью» все множество тех, кто исповедует веру Христову, или только шутов в сутанах. И когда он говорит, что «собрание» есть термин более общий, то и что из того? Ибо по контексту всегда распознаешь, какое собрание имеется в виду. И все же он скрывает правду, почему я говорю «собрание», ведь может быть и другая церковь, а именно церковь Дьявола и Сатаны, церковь оглашенных, церковь злодеев и лжецов, магометанская церковь»[488].

Тиндел обосновывает правильность перевода греческого слова εκκλησία «собранием» не только с теологической точки зрения, но и лингвистической, доказывая, что оно было еще до апостолов и в древнегреческом языке означало языческую сходку, «где не было ни самого Христа, ни собрания Христова»[489]. В качестве обоснования правоты своего мнения реформатор ссылается на авторитет Эразма[490], который переводил εκκλησία в Новом Завете «собранием»[491]. «Ныне случилось так, что Мор не согласился по традиции со своим обожаемым Эразмом», — пишет Тиндел[492]. Немецкий реформатор Мартин Лютер в своем переводе Священного Писания тоже передавал εκκλησία «собранием» (gemainde) вместо «церкви» (kirhe)[493]. Т. Мор указывает, что именно у Лютера Тиндел и заимствовал слово «конгрегация». Гуманист обвиняет обоих реформаторов в том, что они желали безгрешной, новой церкви, которая должна прийти на смену существующей. Мор отмечал, что нигде на земле в этом случае нельзя найти такую церковь, ибо она вмещает множество христианских людей, хороших и плохих[494]. «Сам Христос, — писал гуманист, — сказал апостолам: “Теперь вы чисты, но не все”. — И все же они являлись Его церковью, хотя один из них был, как сказал наш Спаситель, Дьявол. Наш Бог в этом мистическом теле Церкви нес всех его членов — больных и здоровых»[495]. По мнению Мора, истинная церковь Христа и всех христианских людей — это целое тело из двух частей, плохой и хорошей, в некотором смысле болезненное, с множеством воспаленных органов, как и в теле человека[496]. Мор считал, что нельзя преобразовать человека в невидимой церкви, члены любого сообщества должны слышать, видеть и коснуться друг друга[497].

Если придерживаться буквального толкования, то слово εκκλησία в переводе с древнегреческого, действительно, означает «народное собрание», и в раннехристианскую эпоху под этим термином понималась религиозная община. Позднее данное слово стало означать также и церковное учреждение, т. е. в содержании концепта произошли семантические изменения. Английское church является аналогом греческого термина κυριακóν (букв. — «Дом Господа», или «Божий дом»), которое тоже имело двоякое значение, и в узком смысле означало здание для отправления христианского религиозного культа, а в широком — объединение последователей той или иной религии. Как справедливо замечает А.Г. Волкова, «один концепт, обозначенный одним словом, может иметь различное осмысление, включать в себя различные, часто противоположные трактовки»[498]. В Новом Завете слово «церковь» практически не употребляется по отношению к зданию, но всегда только к определенной группе людей. Таким образом, заменяя «церковь» «собранием», переводчик хотел вернуться к исконному значению слова и показать, что речь идет о верующих в Бога, а не только о духовенстве и церковных зданиях[499].

Острая полемика разгорелась между реформатором и гуманистом по вопросу о прерогативах церкви в толковании текстов Библии[500]. Мор как истинный католик защищал монополию церкви в изучении Священного Писания и отвергал позицию Тиндела о приоритете последнего. В «Диалоге…» гуманист писал, что «само Священное Писание подтверждает превосходящую власть церкви, но причина, по которой реформаторы не в состоянии видеть это, состоит в том, что они не читают его в надлежащем духе. Чтобы выяснить, подтверждает ли Священное Писание власть церкви, нужно сначала допустить, что власть эта уже существует и затем не будет никакой сложности отыскать ее в Священном Писании»[501]. Чтобы опровергнуть суждение Тиндела о превосходстве Священного Писания над церковью, Мор апеллирует к признанному авторитету западного христианского мира — Аврелию Августину. Святой отец в своем известном письме манихеям отмечал, что он не будет верить Евангелиям, если они не были утверждены властью церкви[502]. Мор пишет в «Диалоге…», что Августин был прав, сказав, что если бы Святой Дух не сохранил правду Бога в церкви, как можно было бы иметь правильную версию Евангелия[503]. На довод Августина о превосходстве церкви над Писанием Тиндел отвечает, что это говорит бывший язычник, но ныне ситуация не такая, язычников нет, и применять их аргументацию нечестно[504]. Кроме того, Тиндел допускает, что Августин имел в виду вдохновенное убеждение со стороны церковнослужителей, а не властное принуждение[505].

Реформатор и гуманист разошлись во взглядах в вопросе первенства появления Священного Писания и церковной организации.

«Была ли церковь до Евангелия или Евангелие до церкви? — задает вопрос Тиндел в “Ответе Мору”. — Писание учит, что нас породило Слово, но если Слово породило собрание, то получается, что рождающий родился раньше рожденного, т. е. Евангелие раньше церкви. Слово проповедника говорится перед верой верующего, т. е. Слово Божие происходит раньше собрания. В то, что апостолы оставили нечто не записанным, приходится поневоле верить. Христос и его ученики совершили столько чудес, что всё это невозможно и не нужно записывать, поэтому в Евангелие были вписаны наиболее славные из них. То, во что надо нам верить и что нужно делать, как вещи самые важные,