Ардагаст и братство тьмы - Дмитрий Баринов

— Превосходно! Словно вернулись времена Геракла. Клянусь Солнцем, люди, особенно варвары, гораздо лучше, чем я о них думал!

Аполлоний из Тианы движением руки убрал изображение далёкой горы с магического зеркала и откинулся на спинку кресла. Взгляд его сиял радостным торжеством.

— Многие скажут: пошли бы варвары дальше на север, если бы грифоны не осыпали их сокровищами? — заметил Иосиф.

— А разве могут Светлые боги или их птицы быть неблагодарными?

Мудрец взглянул на расстеленную на столе карту, и взгляд его помрачнел.

— Рука Тьмы тянется к самому Белому острову, а все силы Братства — здесь, в Сирии! Да, только мы можем остановить ту страшную силу, которую Братство Тьмы почерпнуло из недр Везувия. А там, на севере, — вся надежда на Аристея, Вышату и Ардагаста с его храбрыми росами.

Ардагаст, Ларишка, Ардагунда и Вышата сидели над Колаксаевой Чашей, наполненной водой из солнечной Pa-реки. Из чаши на них смотрело лицо матери, усталое, но довольное. Тёмные волосы Саумарон, царицы Исседона, падали на плечи из-под шлема, плечи покрывал тёплый плащ, а грудь — заиндевевшая кальчуга.

— Я рада за вас, дети. Видите, Мать Мира не оставляет вас. Ведь вы защитили её дом, а значит — весь мир... А у нас тут тоже война. С севера идут шулмусы и мангусы, что вырвались из нижнего мира. Два ваших брата бьются против них рядом с воинами Белого острова и гуннскими батырами. С юга навстречу нечисти идут ханьцы. Недавно они совсем было ушли из нашего края, но полководцу Бань Чао даже воля Сына Неба не указ... Мой муж повёл войско против них. А мы с вашей сестрой и небольшой дружиной стережём перевал в Небесных горах[25]. Здесь ветер, снег, лавины — все горные демоны словно с цепи сорвались. Ваша сестричка зарубила троих. А ещё дракон — сразу видно, ханьский — загнал нас в расщелину, хотел огнём сжечь. Если бы не чары Ли Цзы... Он один из двенадцати мудрецов великого ашрама[26] Солнца в Индии.

— Помню, — кивнул Ардагаст. — Без них мы не победили бы под Таксилой, когда Стратон, выкормыш жрецов Шивы, обрушил на нас оружие богов.

— Такой же бой идёт сейчас на Евфрате. Братство Тьмы воскресило Нерона, и остановить их некому, кроме Братства Солнца, — сказал Вышата.

— Там Нерон, а здесь Бань Чао на чёрном коне-демоне. Два «потрясателя вселенной», и обоим подавай весь мир. Если оба победят сейчас, то пойдут навстречу друг другу... — Голос Саумарон дрогнул.

— ...И обратят всё в пустыню, — закончил Вышата. — Рвутся править миром, а ими самими правят чёрные колдуны — Валент и Чжу-фанши, а теми — Чернобог! По всему миру идёт битва — великая битва Света и Тьмы...

— Мы хотя бы знаем своё место в этой битве. А иные твои родичи, мама, сейчас думают об одном — раньше нас дорваться до стрелы Абариса! — резко сказала Ардагунда.

— Это и твои родичи, доченька, — мягко ответила Саумарон. — Они такие же росы, как и мы. И судить о нашем племени будут и по вам, и по ним. Помните об этом на краю света. И пусть не оставит вас Мать Мира, как бы она ни звалась в той земле!

Чёрные Медведи уходили на север долиной Юрюзани. Всадники в чёрных шкурах угрюмо молчали. Угрюмы и злы были и их предводители. Ругался вполголоса Шумила, ворчал по-медвежьи его брат. Рассчитывали обрушиться на уцелевших под Золотой горой росов, а вместо этого пришлось отступать без славы, без боя. Словно души погибших росичей вселяются во всех этих удмуртов, аргиппеев, манжар! Или сама Мать Сыра Земля родит новых воинов Ардагасту. Одна надежда теперь: соединиться с могучими чёрными шаманами Корт-Айкой и Яг-мортом. У них не только чары, но и свои разбойные дружины, что держат в страхе всё племя, живущее у слияния Камы и Чусовой и зовущее себя «пермяками» — «лесными людьми», а ещё — коми. Любят они свои леса, и по-разному их зовут. Еловый лес на холмах — «парма», сосновый — «яг». «Парма-эк», пермяк — лесной человек. «Яг-морт» — тоже лесной человек, только дикий, волосатый.

Вдруг кони дружинников разом остановились. Медведичи и их воины дёргали поводья, ругались, потом, разъярившись, стегали коней до крови, но те только жалобно ржали, не двигаясь с места. А из чаши доносился громкий злорадный смех. Ему вторил жуткий, нечеловеческий хохот, больше похожий на вой ветра. Сердца привычных ко всему разбойников дрогнули, руки сжали оружие.

Властно раздвинув зелёные ветви, между елями показался невысокий, но крепко сложенный старик. Большая голова прочно сидела на широких, в косую сажень, плечах. Добротно скованная кольчуга облегала могучую грудь. Длинные седые волосы падали из-под островерхого шлема на плечи, покрытые медвежьей шкурой. Окладистая борода белым снегом лежала на кольчатой броне. Того, кто вышел вслед за стариком, и человеком-то было трудно назвать. Мощное тело вместо одежды покрывали густые тёмно-рыжие волосы. Остроконечная голова, тяжёлые челюсти. В красных глазках, запрятанных под козырьком больших надбровий, светился злой и безжалостный ум. На шее висело ожерелье из звериных клыков и когтей.

— Застряли, лесные могуты? — с ухмылкой произнёс старик по-венедски. — Думу думаете, не повернуть ли назад, не поискать ли славной битвы с росами да манжарами?

— Ты чары навёл, старый хрен? Ещё и смеёшься? — взревел Шумила. — Так мы тебя без всяких чар в ежа обратим!

Медведич махнул рукой, и стрелы полетели в старика. Одни из них упали, звякнув о броню, другие — беззвучно ударившись у самого лица его в незримую преграду. Бурмила с яростным рычанием метнул в него тяжёлую палицу. Ткнувшись в ту же преграду, она отлетела назад и сильно задела по голове своего владельца, едва успевшего уклониться. Лаума, воздев руки, обрушила на старика заклятие, но тот даже не переменился в лице. Лишь взмахнул рукой — и внезапно налетевший вихрь сорвал колдунью с седла, поднял и забросил на верхушку ели.

— Что, медвежата, слабы тягаться с Громобоем-кузнецом? Слышали хоть про меня от батьки своего Чернобора?

— Как же, слышали, — отозвалась с дерева Лаума. — Был такой дурак, что вздумал с великим волхвом Лихославом тягаться, хоть сам едва чаровать умел. Поднял глупое мужичье дреговицкое и повёл на Чёртов лес: постоим-де за правду, избавим венедский край от бесовых слуг.

— Только не сладил он и с учениками великого волхва, — ехидно подхватил Шумила. — Погасил ливень чародейный огонь кузнеца, буря завалила деревьями его лапотную рать, а вихрь унёс его самого на край света, меж востоком и севером. Ну что, нашёл здесь правду? Лесную или болотную?

Приободрившиеся Чёрные Медведи засмеялись. Старик смерил их спокойным, уверенным в себе взглядом:

— Нашёл. Правда не в лесу, не в болоте, не в огне. Она — в силе! Обретёшь силу — будешь прав. Занесло меня к самому Уралу, в дебри непролазные, куда лишь самые смелые охотники да самые лихие шаманы пробирались. Жил один, как зверь, без огня, без железа. Однако выжил! Голыми руками медведей одолевал. С лешими, водяными бился, с яг-мортами, лесными людьми. Колдуна — яг-морта победил, а потом вместе с ним бился с охотниками-манжарами: они и меня за дикого человека приняли. Двенадцать их было — ни один не ушёл.