Гьяк - Димосфенис Папамаркос

вот говоришь, что люди над тобой смеются из-за того, что ты вот этим делом занимаешься, что ты, мол, шлюха, но ты же можешь уехать отсюда и, ежели захочешь, другую жизнь сначала начать, тебя никто и знать не будет. А мне-то что сказать? Уехать я не могу, потому как даже в кофейне, когда мы встречаемся и беседуем, для меня это большое утешение, тем я и живу. Но еще я должен и позор этот терпеть да захаживать к тебе то и дело, чтоб не стали люди обо мне болтать, будто мне, мол, женщины не нравятся.

Нокер

Я-то? В пятьдесят первом. Ну, то есть, как из армии пришел, так сразу и уехал. Ну, может месяцев десять от силы в деревне просидел после того, как вернулся, ну, может год, максимум. Да, вот сколько. Не, не больше. Было нас, видишь ли, пятеро ребят да две девчонки. Как уж нам было всем прожить на том добре, что отец нажил? Я поначалу пытался, что правда – то правда, поглядеть, нельзя ли чего в деревне сделать, но так и не нашел, какое бы дело хорошо пошло, так что руки у меня опустились и решился я уехать. Я тогда-то молодой был, так что меня и не заботило, что на чужбину надобно ехать. Я про себя так говорил, поеду, мол, а ежели не понравится, посижу-ка я вот там вот, годик-два, деньжат подкоплю, а затем и назад снова вернусь. Как бы не так! Да вот сам знаешь. Все мы так поначалу говорим.

Был я тогда совсем несмышленым, что и говорить. Сорвался да и поехал, так что и плана-то у меня никакого не было. Был там один наш односельчанин в Чикаго, так что я и подумал, что поеду туда да и разыщу его. Ну, мать моя с отцом сказали мне, что, мол, они его знали и что он давно уже был в Америке, целое состояние себе сколотил, так что если я туда поеду да скажу, чьих я буду, он с радостью помогать мне будет, пока я сам на ноги не встану. У него, бишь, там-то уже хороший круг образовался, так они мне сказали, так что кто знает, ежели он увидит, что ты парень достойный, может, и в компаньоны тебя к себе возьмет. Это очень большое дело, ежели есть у тебя где свой человек. И то правда, хотя не так-то оно все получилось, как я рассчитывал. Адреса, ну, где он там живет и все такое, у меня не было. Знал я только то, что тот в Чикаго живет, потому как оттуда и приходили чеки его семье. А все остальное, ну, ни чем он там занимался, ни даже как он выглядит, я толком-то и не знал.

Так-то мы его братьев порасспрашивали, но и те ничего больше не знали, потому как письма никакого о том, где он там живет – хлеб жует, что он там делает, с тех самых пор, как он уехал, они так и не получали. Только чек, каждый месяц, так они и знали, что он жив пока. Мне они сказали, что якобы и сами они пытались его разыскать, чтоб отписать ему и поблагодарить, но так ничего у них и не вышло. Он всегда был таким странным, этот Аргирис, так они мне сказали, ни с кем дружбы не водил. А когда я спросил, на кого, мол, он лицом походит, чтоб я его узнал, ежели увижу, они даже того мне сказать не могли. Да мы еще детьми были, когда Аргирис уехал, так мне брат его сказал, так что я и не помню хорошенько. Да ежели бы и помнил, какой с того толк? Столько лет уже прошло, он, поди, уж старичком стал, где уж его узнаешь. Но, во всяком случае, одно точно – высокий он. Меня-то он, должно быть, на голову выше. Спросил я у них, а есть ли какая его фотокарточка, до того, как тот уехал, может, из армии, ну хоть что-нибудь. Ничего. Ну, короче говоря, семья его вообще со счетов списала, так я понял. Только его деньги их и волновали, а это, что и говорить, большое дело было, потому как он им, говорят, доллары посылал, а не какую-то ерунду.

Поехал я, короче говоря, наобум, так значит. Один доктор, правда, а он у нас в Германии учился, сказал мне, что, ежели я хочу его найти, надо бы мне пойти в консульстве спросить, потому что у них, мол, архив есть, но я нет чтобы сделать это еще до отъезда, ну, то есть адрес его разыскать и письмо ему заранее отправить, написать, что я приеду, мол, и хочу его найти, чтоб он ждал меня там… куда там, я сказал себе, да ну его в баню, я, мол, сам, когда доберусь, разыщу его, и мы сразу обо всем и поговорим. Торопился я, как дурак, видишь ли, только чтоб уехать как можно скорее. Совсем недальновидный был!

Ну, приехал я, значится, устроился там на квартире и тому подобное, сделал все, как меня научили, так что действительно и адрес нашел, и все такое. Так что в один прекрасный день спросил я у мужика, который был хозяином мотеля, где я комнату снимал, потому как и он тоже греком был, говорю ему, так, мол, и так, ну-ка скажи мне, как мне до него добраться, как с ним встретиться, потому как это мой земляк и мне надо его разыскать. Но тот, видно, пожалел меня или, может, увидел, что я такой чурбан немножко, так что взял он меня за ручку и прямо туда отвел. А когда мы пришли туда и спросили, нам ответили, что никакого Аргириса там нет. Может, говорят, он здесь когда раньше и жил, но сейчас уж точно его тут нет. Вот уж дела так дела, я как услышал это, меня такое черное отчаянье взяло. Мне прям так и хотелось взять и головой об стену убиться. Вот дурак, говорю я себе, если бы ты раньше обо всем позаботился, теперь не пришлось бы тебе это все переживать сейчас. Мне мужик мой говорит, мол, успокойся, что-нибудь придумаем. Пойдешь в церкви спросишь, в Троицкой. Тамошние-то знают. Так я и сделал, но и там ничего не узнал, там только был один служка, не знаю, как там его называют, вот он-то мне и говорит, иди-ка обойди все греческие кофейни, все подряд, да и