Мятежный век. От Якова I до Славной революции - Питер Акройд

Началась подготовка к войне с Испанией. Испанский посол отмечал «великую радость и ликование всех сапожников и рьяных фанатиков этого городка». Сапожники были хорошо известны своими радикальными протестантскими взглядами. Английские «мыши», как их называли, изготовились бросить вызов габсбургским «котам». При отъезде испанской дипломатической миссии из Лондона горожане кричали: «Все черти ада едут с вами, а тех, что останутся, пусть заберет Тайберн!» Лондон и предместья теперь превратились в место сбора новобранцев, все они ждали радостного боя барабанов.

Военный союз заключили с семью Соединенными провинциями Нидерландов; направили послов к королям Швеции и Дании с предложением праведного крестового похода против католических держав. Это послужило дальнейшему усилению воинственного энтузиазма народа. Более реалистичные советники короля сомневались в том, что Пфальц можно будет вернуть полностью или победить Испанию, но они надеялись по меньшей мере доказать мощь Англии и ограничить испанские притязания. Летом 1624 года в театре «Глобус» поставили пьесу Томаса Мидлтона «Шахматная партия» (A Game at Chess). Эта сатира на Гондомара и всю испанскую клику при английском дворе имела небывалый успех: девять дней толпы осаждали театр, а смех и общий гвалт были слышны на другом берегу Темзы. «Сэр, ваш заговор раскрыт!» – врывается к Гондомару один из его помощников. Посол спрашивает, который из 20 958 заговоров тот имеет в виду, и рассказывает, как отравляет души доверчивых людей.

С приятной утонченностью и чарующей обходительностью…

Многие души я отравил смертельным ядом.

Их щеки треснули от смеха, когда они принимали его;

Я мог бы скрыть пилюли в засахаренных слогах

И снабдить таким добрым весельем все мои проказы,

Они приняли свое проклятие за оздоровление[18].

Англо-французская коалиция теперь стала вероятной, но отнюдь не бесспорной. Французы по-прежнему настаивали на принципиальной ликвидации карательных мер против английских католиков и разрешении им спокойно исповедовать их веру. Однако и король, и принц обещали последнему парламенту, что никаких законов в пользу католиков приниматься не будет. Считалось, что, в конце концов, лучше воевать без помощи французов, чем провоцировать конфликт между короной и парламентом.

Теперь пришлось применять все возможные дипломатические приемы. Английский посол при дворе Людовика XIII намекнул Якову, что французские требования составлены исключительно «ради собственной репутации» и «во власти вашего величества делать то же самое на свое усмотрение». Это была политика лицемерия и уловок, но ничего более. Бекингем тоже был уверен в успехе. Он настолько стремился к воинской славе в протестантском крестовом походе, что побуждал короля принять условия французов. Яков не очень хотел уступать, но был готов написать Людовику личное письмо с обещанием, что его подданные католического вероисповедания «получат все возможности и свободу приватно исповедовать свою религию, как даровалось брачным договором, заключенным с Испанией. Этого было не вполне достаточно. Французы настаивали на своих изначальных требованиях при активной поддержке Бекингема. В итоге король уступил с оговоркой, что подпишет письмо, а не договорное обязательство. Теперь было необходимо предотвратить вмешательство парламента, поэтому обещанную сессию отложили с поздней осени на следующий год.

Брачный договор подписали 12 декабря 1624 года; руки короля так покалечила подагра, что ему пришлось ставить печать, а не подпись. Карл приложил к документу секретное обязательство: «Я обещаю всем католикам – подданным короны Великобритании полную свободу и право во всем, что касается их вероисповедания…» Через двенадцать дней судам запретили преследовать рекузантов в уголовном порядке; всех католиков, осужденных за веру, выпустили из тюрем Англии.

В этом месяце король написал Бекингему грустное письмо.

Я не могу быть доволен, не отправив тебе это короткое письмецо. Молю Бога о том, чтобы он послал мне радостную и приятную встречу с тобой, чтобы мы могли заключить на Рождество новый брачный союз и сохранить его навсегда. Ибо, да любит меня Господь так, как я желаю жить на этом свете только одним тобой и предпочел бы быть изгнанником в любой части земли с тобой вместе, чем вести печальную жизнь вдовца в одиночестве. Да благословит тебя Господь, мое милое дитя и жена, да дарует Он, чтобы ты всегда был утешением твоему отцу и мужу.

Король Яков

Это было последнее письмо, которое Бекингем получил от короля.

Война надвигалась. Эрнст фон Мансфельд, главный немецкий союзник Фридриха, приехал в Англию набирать войска. Солдаты прошлого лета, с перьями на шляпах, в безрукавках из толстой кожи, были добровольцами. Теперь чиновникам графств следовало призывать на военную службу местных жителей, и, естественно, они предпочитали выбирать тех, в ком нуждались меньше всего. Некоторые призывники решались на радикальные действия, чтобы избежать военной службы. Кто-то повесился от страха, кто-то бросился в Темзу и утопился; один отрубил себе все пальцы на правой руке, другой выжег солью один глаз. Свидетель событий написал, что «такой толпы ободранных тощих разбойников и близко еще не видели, а двигались они настолько неохотно, что приходилось скорее гнать их, чем вести».

Говорили, что англичанин не способен воевать, не имея трех вещей[19], а именно кровати, мяса и эля. На этот раз всех трех отчаянно не хватало. Дувр не располагал существенными запасами, а для транспортировки рекрутов прибыло ничтожно мало судов. В любом случае конечный пункт доставки еще не определили. Яков хотел, чтобы солдаты высаживались во Франции, втягивая таким образом Людовика XIII в войну с Испанией и империей; Людовик отказывал в такой возможности. В итоге в конце января фон Мансфельду пришлось отплыть во Флиссинген и начинать марш через Голландию. Его людям предстояло идти на помощь голландскому городу-крепости Бреда, который осаждали испанцы.

Однако английские войска были плохо обучены и недостаточно оснащены; у них не хватало провианта, а совсем скоро начались сильные морозы. Холод провоцировал распространение инфекционных заболеваний. «С утра до вечера, – писал один из военачальников лорд Кромвель, – мы ищем провизию и хороним наших мертвых». К концу марта армия в 12 000 человек сократилась до 3000 вооруженных людей. Тем не менее в недомыслии обвиняли не столько фон Мансфельда, сколько Бекингема, чья заинтересованность в войне не включала в себя внимания к политическим частностям и планированию операций. Постигшее англичан бедствие не предвещало ничего хорошего ни командованию, ни более общим боевым действиям, которых король уже не застанет.